Родить Минотавра. Сергей Шведов
: ну, била власть по наглым мордам и непокорным спинам, так ведь била она всегда, а не только при благословенном Доху-о-доху. И засухи были, и моры, и неурожаи, и военные походы не всегда оборачивались удачей, но ведь от подобных неприятностей никто не застрахован. А что касается почившего вождя, то в последние годы он вообще никому особенно не докучал, даже собственным жёнам, которые сейчас обливали слезами эбирскую мостовую.
Барабанщик Элем, отстукивающий на своём священном инструменте Великую Песню Печали, в искренность двадцати пяти вдов вождя не верил. Женщины были как на подбор, красавицы из красавиц, молодые и полные сил, поэтому чахнуть под крылом ослабевшего плотью мужа им, надо полагать, не доставляло удовольствия. Если бы Элему выпал жребий наследования Доху-о-доху, то он непременно выбрал бы вон ту темноволосую вдову с широкими бёдрами, чуть прикрытыми куском прозрачной материи, и ничем не прикрытой грудью. Мысли Элема слишком откровенно проявились на обожженном солнцем лице, и потому, видимо, глава эбирских барабанщиков, знатнейший муж Салем бросил на него зверский взгляд.
Преемник великого Доху-о-доху благородный Фален шёл следом за посыпавшими голову специально припасённым пеплом плакальщиками, и на лице его, к радости всех собравшихся горожан, была написана скорбь. Конечно, радоваться на похоронах глупо, но с другой стороны, скорбь на лице вождя-преемника означала, что ушедший был человеком приличным, и люди, преданно ему служившие, репрессиям подвергаться не будут.
Благородный Фален, которому сегодня предстояло стать великим Фаленом-о-фаленом, являлся абсолютно законным наследником Доху-о-доху, и то, что он на пути к власти свернул шею десятку-другому столь же законных наследников, никого особенно не волновало. Всем было хорошо известно, что Доху-о-доху так долго просидел на троне только потому, что его ближайшее окружение никак не могло выдвинуть из своих рядов достойного претендента. Но слава Огусу, тяжёлые времена выборов уже позади, и благородный Фален, мужчина крепкий и суровый, делает сейчас последние шаги к славе и величию.
Барабаны печали смолкли, и наступила тишина. Элем вытянул шею, чтобы лучше видеть, как высохшее тело старого вождя волокут на костёр. В конце концов, вождей хоронят не каждый день, и если судить по надменной осанке Фалена и по притихшей в отдалении знати, то оплакивать его будут не скоро. Элем к тому времени уже состарится, и его просто выкинут из городских барабанщиков, которые, как предписывал устав, должны быть молоды, высоки, стройны и мускулисты. И будет он простым солдатом глотать пыль военных дорог вдали от родного Эбира, несчастный, голодный и никому не нужный.
Доху-о-доху настолько истаял на этом свете, что почти не чадил на тот, и Элем уже начал сомневаться, что пепла из его останков хватит для погребальной урны. Всё-таки как грустно, что умирают даже великие, бросая на произвол судьбы не только чад своих, но и жён.
А темноволосая очень хороша и, наверное, девственница, поскольку Доху-о-доху в последние годы было не до женщин. Элем почему-то был уверен, что Фален выберет именно эту вдовушку с широкими бедрами и большими грудями, но у нового вождя были совсем иные пристрастия, и он остановил свой выбор на светловолосой и узкобедрой блондинке, ничем особенно не выделяющейся из общего ряда жён. С этой худышкой Фалену и предстояло слиться в религиозном экстазе во славу божественного быка Огуса, доказывая мужественность народу.
Барабанщики тут же задробили Великую Песнь Любви и Ликования во славу Огуса и его будущего избранника. Элем, слегка огорченный выбором багрянородного, барабанил особенно усердно. Очень может быть, что это его усердие и было отмечено будущим великим вождём эбиреков, хотя, не исключено, что это была просто случайность, а точнее, неслыханная, немыслимая удача, на которую простой барабанщик даже надеяться не смел. Тем не менее, она свалилась на его голову: именно Элему Фален вручил каменную пластину, дающую право на одну из вдов великого вождя Доху-о-доху. Таких пластин было двадцать пять, по количеству вдов, но остальные предназначались знатнейшим людям племени, и только одна выделялась простому горожанину. Наверное, в эту минуту Элем должен был умереть от счастья, но он почему-то не умер и даже счастья не испытал, объятый страхом. Потому что мало быть избранным, надо ещё суметь достойно пронести по жизни свалившуюся на тебя ношу удачи.
Новоявленного наследника почившего Доху выдернули из строя барабанщиков и кинули в хвост свиты претендента, где ему отныне надлежало играть роль избранника судьбы.
Толпа эбирцев подвывала и пела, барабаны Огуса не умолкали ни на минуту, а Элем, обливаясь потом, тащился среди достойнейших и знатнейших, стараясь казаться как можно менее заметным. Но именно к его рослой фигуре были прикованы сейчас взгляды возбужденного простонародья, именно на него показывали пальцами, именно ему завидовали, именно ему не могли и не хотели прощать незаслуженно выпавшей удачи. И самое ужасное, они были правы. На их месте Элем и чувствовал и вёл бы себя точно так же, потому что не было за ним никаких заслуг ни перед будущим вождём, ни перед божественным быком Огусом, за которые следовало бы награждать, а были только обычай да почти шулерское счастье. Процессия в строгом порядке двинулась под своды храма