Пароход. Александр Харитонов
жарче и суше.
– Не язвите, мсье. Зато там намного свежее. Я распоряжусь, чтобы к вам принесли печку и дрова. Вернётесь и натопите.
– Тогда будет совсем как в русской бане, – улыбнулся он.
– Вернётесь, и натопите! – вновь приказала она, по-детски показала ему язык и упорхнула.
В пакете, принесённом девушкой, оказалась холодная телятина, сыр и круассаны. Алябьев не удержался – сунул в рот один кусочек мяса. Надев потёртую кожаную куртку и высокие американские ботинки, он взял зонт и направился к Милане.
Лилиан, стоящая у окна в вестибюле первого этажа, помахала ему рукой.
Видимо, дождь решил сжалиться над мужчиной. Длинные струи воды вновь обратились в моросящую пыль. Он прибавил шаг, думая на ходу о том, что поторопился уйти, и надо было прихватить с собой хотя бы ещё один кусочек мяса и круассан. Пока бы шёл – перекусил. Впрочем, Милана наверняка позвала его не за тем, чтобы баснями кормить. Наверняка будет ужин. И то ладно. У неё он поужинает, а Лилина еда останется на завтра. Наступит завтра, там уж и видно будет, как изворачиваться дальше. Он ещё раз с тёплой лаской подумал о Лилиане: он любил её. Встретить бы её лет на двадцать раньше.
Залитый дождём Париж вымер. Алябьев никогда не видел этого города таким пустым и мокрым. Лишь иногда мимо него проезжали одинокие автомобили, разбивая колёсами лужи, словно боевые корабли, разбивающие перед собой носами взволновавшееся море. Видимо, в эту мерзкую погоду не только его одного, но и тех людей, кто ехал в авто, тоже куда-то звали разные неотложные дела. Хотя американские ботинки и были на толстой подошве, они скоро намокли. Алябьев выругал дождь. Тот в отместку перестал «пылить» и начал поливать его как из худой лейки. Теперь ноги мужчины стали мокрыми уже до колен. «Нет, Миланка! – мысленно обратился к ней Алябьев. – Одним ужином и вином ты от меня нынче никак не отделаешься! За такой душ нужно заплатить чем-нибудь покрепче. Без водки или коньяка я от тебя не уйду! Если бы не зонт Лили, я бы уже растворился как кусок сахара в стакане чая». Впрочем, Милана не могла знать, что его «рено» сломался. В прошлую субботу, будучи у неё на ужине, он не говорил ей об этом. Так что она наверняка полагала, что он сейчас приедет к ней на своей машине, а не будет идти пешком и мокнуть под дождём.
Прилипая к стене дома с полукруглыми балконами, под набухшим зонтом, уныло стояла размытая женская фигура в красной юбке и чёрных чулках. Она бросила ему вслед:
– Здравствуй, Серж.
Он остановился, вернулся и тоже поздоровался.
– Вот… – пояснила проститутка, машинально поправляя волосы. – Вышла поработать…
– Самое время, Люси, – ответил он, заметив её разбитую нижнюю губу, густо замазанную ярко-красной помадой. – Возьми! – Алябьев протянул ей последние десять франков: – А то твой Мишель опять будет тобой недоволен.
– Удивляете вы меня – русские, – отозвалась она, отстраняя его ладонь с деньгами. – И ты, Серж, особенно… Уж сколько я тебя знаю… Вернуть бы мне молодые годы, вцепилась бы в тебя намертво обеими руками и никому бы не отдала…
– А