Моя Люсия. Таня Анатольева
в многие испытания, она не признала ни одного пункта обвинения. Огненного цвета волосы, спускавшиеся до пят, зелёные глаза, молочная кожа и тонкая фигурка. Поморщился. Таких ещё совсем недавно “жгли на кострах”, используя бывших жриц Многоликой лишь для одной цели. Но эта девка много раз отказывала как другим господам, так и его брату, и тот теперь требовал определенного наказания. А к нему присоединились многие господа их городка, а жены их поддержали.
– Решение принято. Люсия Морсон признается виновной по всем пунктам. Наказание – изгнание на Одинокий остров, всё имущество изымается в пользу потерпевших.
От этих слов девушка побледнела ещё больше.
– А также на неё будет наложено клеймо блудницы.
Люсия вздрогнула и обвела взглядом зал, но все присутствующие только ухмылялись, откровенно разглядывая её. Осознание того, что именно сейчас произойдет, пришло только в тот момент, когда кто-то дёрнул за цепь на ошейнике и потащил к выходу. Полумрак зала суда сменился ярким рассветным солнцем, слепящим глаза. Толпа шумела, радуясь зрелищу.
Одни свистели, другие выкрикивали обидное: «шлюха!» «воровка!», «ведьма!» – толпа жаждала развлечений, таких редких в последние годы. Наверняка там, в толпе и её мать тихо стоит подле своего повелителя.
Резкое движение за спиной, и шелк волос с легким шорохом лёг на помост. Прощай, последняя защита. Один из мучителей рванул рукав так, что обнажилась грудь. Ее развернули к столбу, такому же, как и в суде. Площадь довольно загудела. Отступать некуда, и девушка в который раз прикусила губу, прижимаясь лбом к старой древесине. Нет, она не покажет своей слабости, но как же, черт возьми, страшно! Тут уже стояла жаровня, и её обвинитель проворачивал в углях железный прут с наконечником в виде карточной пики.
–Ты должна была стать только моей, а теперь будешь принадлежать всем! Каждый сможет взять тебя, но приятно не будет! А-ха-ха-ха!
Мерзкий голос мужчины так и сочился злорадством. Когда он склонился, проводя по коже влажными пальцами, Люсия поморщилась от духа, окружавшего его – затхлости, прокисшего вина и смерти. Затихло шуршание углей, и жаркая боль пронзила руку, а после – милосердная темнота.
Ещё несколько раз она вынырнула из мрака, не понимая, что происходит. Стоило лишь моргнуть, смахивая слёзы, и одно место сменяло другое. Вот причал, где бегала еще ребенком, относя обед отцу. Вот мачты и паруса, стремящиеся в небо. Вот кто-то сунул ей в руки мешочек, шепотом прощаясь, даже, кажется, извиняясь… Бросили на дно лодки.
Вот крик чаек в вышине. Солёная вода на губах. Морской ветер, проносящийся над бортом, солнце, слепящее глаза, если попытаться их открыть.
И всё это пронизано болью и жаром, запахом горелой плоти и железа. Время прерывается тьмой, когда не знаешь, умер или всё ещё жив.
Волны укачивают, как в далёком детстве колыбель. Но сон не приходит, лишь бредовый туман, клубящийся, но не желающий соткаться во что-то определённое.
И вот он, Одинокий остров, место для ссылки преступников, недостойных даже содержания в тюрьме. Место, где только скалы и море вокруг. Смертный приговор для тех, кто попал сюда.
2.Остров
В который раз, вынырнув из объятий тьмы, девушка вдруг ощутила присутствие живого человека. Придя в себя в первый раз, она увидела лишь темные каменные своды и скалы, нависавшие у самых бортов. Теперь же каменные стены исчезли, скрытые под водой, а своды стали ниже. Прилив… А в полумраке пещеры, теперь был ещё один человек, едва различимый в слабо мерцавшем огоньке масляной лампы. Запах вереска, сосны и дыма окутывал его сильную фигуру.
– А у нас тут гостья. – мужчина был так близко, что его дыхание касалось кожи. – Редкий случай. Молодая…
– Нет, только не это! Милостивая Мать, не допусти! – зажмурившись, зашептала она пересохшими губами.
Сильные, мозолистые пальцы заскользили по ее ноге от лодыжки и выше, вызывая странный жар, дыхание сбилось. Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит вон.
– Прошу, не надо… – сиплый голос было едва слышно, но мужчина понял и только рассмеялся, приподнимая подол ее сорочки выше коленок.
– Прекрати! – Звук звонкой пощечины несколько раз повторило эхо и затихло… Вот только наглый мужчина вновь рассмеялся.
– Странно это, не находишь? Волосы стриженые, пика на руке, а такая недотрога. – Голос спокойный, тихий.
Так она сама с дикими зверьками говорила, успокаивая их, когда те забредали в дом.
– Я… Не… Всё совсем не так! Это неправда!
Девушка кричала, одновременно вырываясь и вжимаясь в корму лодки, желая оказаться подальше от мужчины, от пугающего звона, сопровождавшего его движения. Напуганная, почти без сил, она всё же пыталась прикрыть тело остатками одежды, а такой стыдливости у падших быть не могло. Так играть они не умели. Мужчина нахмурился, глянул туда, где ещё минуту назад была видна узкая арка входа.
– Ладно, давай-ка выбираться отсюда. А то скоро прилив затопит пещеру полностью. Тогда уж ты точно труп.
Он уже