Конструирование социальных представлений в условиях трансформации российского общества. Т. П. Емельянова
работ Московичи и Жодле в научном сообществе сложилось определенное мнение о подходе в целом. Как феномен индивидуально-психологический, репрезентирующий конкретную ситуацию в сознании участника игры, социальное представление действительно соотносимо по эпистемологическому статусу со схемами и аттитюдами. Опубликованная в начале 80-х годов на английском языке статья Московичи «О социальных представлениях» в книге, изданной под редакцией Дж. Форгаса (Moscovici, 1981), статья «Грядущая эра социальных представлений» (Moscovici, 1982), и особенно коллективная монография «Социальные представления», изданная в Великобритании, в которую вошли статьи Московичи, Фарра, Милгрема, Абрика, Жодле и др. (Social representations, 1984), вернули понятию социального представления то содержание, которое первоначально вкладывалось в него в программном исследовании Московичи «Психоанализ, его образ и публика» (см. об этом подробнее: Емельянова, 1985; Донцов, Емельянова, 1987).
Но существование разных течений в рамках концепции социальных представлений – не единственная причина неоднозначности ее восприятия психологическим сообществом. Сам понятийный аппарат теории вызывает критику, прежде всего, со стороны дискурсивных психологов: начиная с самых первых критических выступлений, они отмечали в нем «черты когнитивизма» (Potter, Litton, 1985), которые обнаруживаются в понятиях иконической матрицы и фигуративного ядра. В последующих полемических рассуждениях Поттер в соавторстве с М. Биллигом обращают внимание на процессы якорения и объективации[1], которые находятся «в прямом противоречии с утверждением Московичи о том, что представления развиваются в “непрерывном журчании” повседневного разговора. Если якорение и объективацию рассматривать как фундаментальные когнитивные механизмы, тогда теория социальных представлений будет дрейфовать к когнитивному редукционизму» (Potter, Billig, 1992, р. 15). Критики, правда, допускали, что объективация социального представления может интерпретироваться «социологически», а не когнитивно, поскольку в противном случае «возможен риск, что внимание будет направлено скорее на интрапсихические когнитивные события, чем на характеристики спора и конфликта, имеющего место в рамках разговора либо текстов других символических медиа, распространяемых посредством различных социальных практик» (ibid.).
Именно инициированные этими публикациями дискуссии, длившиеся не менее двадцати лет, на наш взгляд, инспирировали возникновение новых идей в рамках рассматриваемой концепции (см. об этом в параграфе 3.2). Во второй половине 90-х годов начинает заявлять о себе направление, разрабатываемое австрийским сторонником теории социальных представлений В. Вагнером, который делает акцент на конструкционистской составляющей этой теории. В условиях поляризации мнений относительно парадигмальной принадлежности концепции социальных представлений мы будем придерживаться позиции Вагнера и Флика, считающих, что конструкционистский потенциал этой концепции
Оба термина употребляются здесь в том значении, которое изначально вкладывал в них С. Московичи – «ancrage» и «objectivation» (Moscovici, 1976, р, 107).