Нехитрая игра порока. Марина Болдова
истрации, Лизонька в семнадцать лет выпорхнула из родительского терема на берегу Волги, а приземлилась в Москве, в приемной комиссии сельхозакадемии, куда выбил-таки направление папа, затратив на это, по выражению самой девушки, «много зелени». Так как к прелестному личику и приличному баллу за госэкзамены нужно было бы приложить хотя бы какие-то знания (очная беседа с членами комиссии не заладилась с первой же произнесенной ею фразы), Лиза Кузина студенткой так и не стала, но домой во Владимировку возвращаться не торопилась, надеясь как-то устроиться в столице. Повезло на первой же вечеринке в ресторане небольшого, но вполне приличного отеля – выпить рюмочку перед сном туда забрел Артур Ларкинз, средних лет англичанин, неплохо говоривший по-русски. Любовь к красотке Лизе в нем вспыхнула с такой силой, что наутро он предложил ей официально сочетаться браком. Лиза было заартачилась – неказист был жених, мал ростом и небогат. Выпила лишнего, вот и… Но папа с мамой, которым дочь все же сообщила о новом знакомом, срочно вылетели в Москву знакомиться с будущим зятем. Не дав дочери ни шанса ускользнуть от выгодной, с их точки зрения, партии, они организовали и пышную свадьбу, и немалое приданое. Через несколько месяцев довольный Ларкинз увозил уже беременную Лизу в родной город Рединг.
А еще спустя два месяца родители встречали в Шереметьеве дочь-вдову, потерявшую в автокатастрофе и мужа, и так и не увидевшего белый свет ребенка. Вскоре, вполне утешившись, Лизонька отбыла в полюбившийся ей с первого дня пребывания Рединг, в унаследованный от мужа дом. Звание веселой русской вдовушки закрепилось за ней прочно, однако такое соседство никого не радовало, и однажды кто-то из добропорядочных горожан сообщил главе Владимировки о недостойном поведении дочери. Обеспокоенный папа настоял на возвращении Лизоньки домой, мотивируя тем, что среди чопорных англичан мужа та себе не найдет. Где Элизабет встретила моего отчима, мне было неизвестно, да и Карим как-то не торопился поведать мне историю их знакомства. Но весьма трогательно, даже со слезами на глазах, рассказывая о бедной Лизе, отчим пытался оправдать свою спешную женитьбу. Я же восприняла его повествование с иронией и долей здоровой злости на хитрую, лицемерную и распутную (а как иначе?) женщину. Карим же в моих глазах в тот момент выглядел жалко.
Это случилось шесть лет назад. Тогда он клялся в преданности маме, а я не верила – года не прошло со дня ее похорон. Я не приехала в аэропорт проводить молодоженов, отбывающих на жительство в Беркшир, не отвечала на звонки. Оставив хоромы в «генеральском» доме у центральной площади (название дома прижилось со дня заселения), переехала в старую бабушкину квартиру на Казанской. И расстояние между домами было небольшим, и ключи висели на общей связке, но, даже поднимаясь этажом выше к подруге Соне Барковской, в квартиру, где я когда-то счастливо жила с мамой, бабушкой и Каримом, зайти я не торопилась.
А вот вычеркнуть отчима из памяти так и не смогла… Бархатный баритон звучал в голове, успокаивая и обнадеживая, как когда-то в детстве. Я любила Карима, считая его отцом. Он им и был, другого не знала. В паспорте значилась как Асия, так называл меня он, хотя при рождении мама дала мне имя Ася. И сейчас, спустя годы, двигаясь пешком к дому, пыталась собраться с мыслями. Час назад, вернувшись с работы, в почтовом ящике я обнаружила странную записку от отчима, почерк был, несомненно, его. «Я был, тебя не застал. На звонки не отвечаешь. У меня новый номер, посмотри в вызовах. Буду ждать дома. Ради памяти мамы, дочка, приезжай!» – неровные строчки, почти невидимые последние слова – понятно, что в шариковой ручке практически закончилась паста.
Уже с угла улицы я увидела толпу возле подъезда. На проезжей части дороги стояли машина «Скорой помощи» и еще одна – темная иномарка. Подойдя ближе, я разглядела белые буквы на красной полосе – «Следственный комитет».
Кто-то взял меня за руку, я вырвалась. Меня тянуло туда, в подъезд, и по лестнице – на второй этаж.
Дверь открыть не успела, та сама распахнулась навстречу. Двое санитаров тащили носилки. То, что на них мертвое тело Карима, я не сомневалась ни секунды.
Глава 1
– Уточните, кем вы приходитесь пострадавшему. – Голос следователя донесся как сквозь ком ваты.
Я оторвала взгляд от плаката на стене и посмотрела на сидящего напротив мужчину. Он был без формы, обстановка в помещении, где мы находились, скорее напоминала жилую комнату квартиры шестидесятых, чем кабинет следователя. Я бы чувствовала себя свободнее, если бы не знала, что сижу здесь на старом стуле с выцветшей обивкой лишь потому, что убили Карима…
– Бахметев – мой отчим. Он воспитывал меня с трех лет. Последние шесть лет мы не виделись – он жил с новой женой в ее доме в Беркшире.
– Вы знали, что он вернулся в Россию? И почему?
– Нет, не знала. Пока не нашла сегодня в ящике вот эту записку, – мысленно похвалив себя, что не выкинула листок (как хотела), я протянула его следователю. – Я о нем вообще ничего не знала все эти шесть лет!
Прозвучала моя последняя фраза с явной досадой, и, поймав удивленный взгляд следователя, я мысленно чертыхнулась – вот уж показывать эмоции здесь совсем неуместно! Но полицейский ждал