Магия беды. Ф. К. Каст
орым последовал глухой хлопок от падения мешка с песком, что использовали вместо тела. Сквозь безмолвную темноту, словно рой ос, ее ужалил саркастический гогот и приглушенные комментарии мужчин, ставших свидетелями испытаний.
Рядом со своей матерью на узкой койке зашевелилась маленькая Дороти, и Сара, стараясь успокоить малышку, погладила худенькую спинку ребенка. Глубоко вздохнула, и запах розмарина наполнил ее легкие. Она изо всех сил сдерживала гнев, охвативший ее. Мало того, что они сфабриковали причину, чтобы обвинить ее в колдовстве, так еще и заточили в тюрьму ее четырехлетнюю дочь, потому что нашли блошиный укус на ее мизинце – блошиный укус!
Сара внимала предзнаменованиям, которые указывали ей на надвигающуюся опасность: карканью ворона, три утра подряд залетающего в ее окно; корням мандрагоры, которые оказались гнилыми, когда она выкопала их; и особенно кролику, которого обнаружила мертвым на пороге своего дома. Прислушавшись к предостережениям, Сара подготовилась, однако недооценила угрозу и то, что город ополчится против нее столь быстро или что ее собственный муж пополнит список обвинений.
Впрочем, она не поддавалась панике, пока в один из дней у тесно посаженных прутьев решетки ее тюремной камеры не появился констебль Локер, держа в своей руке маленькую ладошку Дороти. И открыв дверь, не втолкнул ребенка к матери со словами: «Что ж, правда восторжествовала. Ребенок признался в колдовстве, как и ее мать, и показал метку Сатаны. Поэтому она останется с вами». В тот день Сара поняла, что город не сможет справиться с охватившей его истерией. Народ не образумится и не позволит ей или ее бесценному дитя выйти на свободу – а если это и случилось бы, то куда пошла бы ее дочь? Вернулась бы к своему вероломному отцу?
Сара должна вытащить ее отсюда.
Очередной скрипучий щелчок. Хлопок. Смех мужчин в этот раз смешался с редкими аплодисментами.
Дороти беспокойно бормотала, прижимаясь к матери, а Сара мурлыкала под нос знакомую колыбельную и поглаживала малышку по спине. В других условиях она спела бы дочери, но не в эту ночь. Этой ночью Сара пыталась лишь убаюкать ребенка, чтобы та задремала и не поднимала лишнего шума. Все внимание – ее истинное намерение – было сосредоточено на веточке свежего розмарина, которую она медленно и тщательно пережевывала, превращая в душистую мякоть.
Время истекало. Осмотр и проверка виселиц в эту самую ночь подтвердили, что на рассвете ее вместе с четырьмя другими женщинами – добропорядочными хозяйками Мартиной, Хоу, Нерс и Вильдой – предадут смерти через повешение.
Зачем проверять виселицы посреди глубокой ночи?
Полные губы Сары изогнулись в кривой усмешке, когда в сознании всплыл ответ: «Всему виной жестокость, что смешалась с их страхом». Недальновидные люди, правившие Салемом, прозвали полночь Ведьминым часом, но они мало что понимали в этом. Их напускная храбрость должна была отпугнуть Сатану, если тот ворвется в город, демонстрируя свой раздвоенный язык, чтобы спасти женщин, которых преподобный Нойс прозвал сатанинскими прислужницами. Всех женщин заточили в разных частях здания суда, дабы они не смогли объединиться и вызвать своего хозяина.
Сара хмыкнула. Глупцы – все до единого.
Остальные четыре женщины, которых должны были повесить в тот день, были ведьмами ровно на столько же, насколько преподобный Нойс – колдуном. «Пусть Бог этого чудовищного человека даст ему испить столько крови за все те страдания, что он причинил другим, – подумала Сара. – А я? Если я и буду прислужницей, то только для Матушки-Земли Геи». Сара Гуд верила в Сатану не больше, чем в фей.
Снова щелчок. Хлопок следом.
С каждым разом Дороти все меньше и меньше реагировала на эти звуки. Дочь тихо посапывала, ее беспокойство улеглось, что позволило Саре полностью сосредоточиться на заклинании. Она незаметно прихватила с собой веточку розмарина во время короткого похода с Дороти в отхожее место, чтобы справить нужду. Сара продолжала беззвучно произносить свое желание, снова и снова пережевывая розмарин.
Аромат дурманит, в память проникает.
Жую-ворожу, мороком окружу.
До трех досчитаю – в сон погружаю…
– Мя-яу!
Вопль кошки прозвучал прямо за дверью тюрьмы в здании суда – пугающий аккомпанемент к жуткой мелодии виселиц, но для ушей Сары кошачьи стенания были подобны ручью в засушливой пустыне. Она с нежностью потрясла дочь за плечи.
Ребенок мгновенно распахнул свои зеленые, словно лесной мох, глаза.
Сара прижала указательный палец к губам, и Дороти кивнула, в ее глазах светилось осознание происходящего. Девочка не шевельнулась. Не заговорила. И даже не вернулась ко сну.
– Мя-я-яу!
– Матерь божья! – Констебль Грант, младший сторож, который на протяжении всей ночи бродил из камеры в камеру, надзирая за заключенными, замер рядом со своим огромным дубовым столом. Стряхнув пепел своей дешевой сигары на выступ камина, он резко захлопнул Библию, сжав ее в костлявых пальцах, и уставился на дверь.
– Мяу!
Констебль