Легионер. Книга первая. Вячеслав Каликинский
на улицу, сунул мальчишке двугривенный и тяжело взгромоздился на сиденье.
В казармах он без особых церемоний растолкал батальонного доктора, сменил повязку и лег в кровать, выпив перед тем две полубутылки коньяку. Это «успокаивающее» подействовало, как и ожидалось: слабость от большой кровопотери и коньяк позволили Ландсбергу быстро провалиться в глубокий и тяжелый сон.
Рано утром Ландсберг написал рапорт с просьбой о предоставлении краткосрочного отпуска по семейным обстоятельствам и вместе с рапортом батальонного доктора о своем ранении передал рапорт адъютанту полковника Кильдишева.
Через полчаса, когда рапорт был «украшен» разрешающей резолюцией, Ландсберг, ненадолго заскочив на свою квартиру, приказал денщику Гусеву найти лихача, а самому бежать в железнодорожную кассу за билетом.
Прибыв на вокзал, Карл нерешительно направился к телеграфной конторе: не известить Марию о своем неожиданном отъезде было невместно. Однако, испортив несколько бланков, депеши невесте Карл так и не отправил. А через полтора часа пыхтящая паровая машина покатила четыре классных вагона прочь от Северной столицы России. Ландсберг уезжал в Ковенскую губернию, в родное поместье.
Глава первая. Переполох в Гродненском переулке
Весна в тот год в Петербурге была долгой и слякотной. Тепла она прибавляла по чуть-чуть, постоянно отступала, пряталась с последними почерневшими ледышками в темных подворотнях и вечно-сумеречных узких проходных дворах северной российской столицы. А то вдруг налетала откуда-то на разомлевших по нечаянности под выглянувшим из туч солнышком людей холодом и сыростью. Заставляла ежиться, поплотнее запахиваться в одежду и оставляла лишь мечты о том, что где-то и когда-то бывает тепло.
А уж на ночь нерешительная девица-весна и вовсе куда-то исчезала из Петербурга. И городовые до утра сердито стучали в своих будках промерзшими сапогами по приступкам, кутались в башлыки и до исступления мечтали о том, как утром, отстояв свои часы, нырнут во влажную теплынь трактиров и чайных, где ждут их огненные суточные щи в миске, зубец чеснока и чарка горькой очищенной. Вытянешь ее сквозь зубы, истово, выдохнешь вместе с водочным духом холодную пустоту минувшей ночи – и снова вроде жизнь станет чуть милее. И не беда, что скоро снова топать в полицейскую часть, вспоминать летнее тепло и костерить капризную девицу-весну за ее дикость, переменчивость и нерешительность. А уж если пройдет ночка спокойной, без лиходеев и протоколов, без необходимости лишний раз тащить в околоток ворюгу-чердачника – и вовсе славно!
Вот и в ночь с 29 на 30 мая 1879 года городовой пятого года службы Василий Степанович Скородумов, в очередной раз обходя участок, тоскливо мечтал о конце дежурства.
Конечно, полностью спокойной минувшую ночь не назовешь. С вечера пьяные мастеровые разодрались меж собой, ночью с приказчика загулявшего лихие люди в подворотне шапку сняли. Ну это все пустяки. Скородумов даже в часть никого не сволок – к чему лишний раз ноги бить? Забиякам –