Икар. Альберто Васкес-Фигероа
тысяч долларов – это новый мотор и заслуженный отдых в компании какой-нибудь знойной красотки.
И у него еще и останется горсть золота и алмазов.
Проклятие!
Перед таким предложением устоять невозможно, а он терпеть не мог искушений, зная по опыту, что так и не научился им сопротивляться.
Однако что ему известно – да вообще кому-либо! – об огромной неисследованной территории, которую называют Гвианским щитом?
Какие ветры, какие потоки или какие горы ждут пилота там, где до сих пор никто не летал?
По крайней мере, неизвестно, что кто-то летал и вернулся, чтобы об этом поведать.
К середине утра следующего дня он уже успел изучить немногочисленные и весьма приблизительные карты этого обширного региона, какие только можно было найти в Панаме: хребет Серра-Парима, хребет Серра-Пакарайма, гора Рорайма[17], река Ориноко, река Карони… Названия, разбросанные там и сям, не заслуживающие ни малейшего доверия, и ни одной отметки, ни одной хотя бы ориентировочно указанной высоты. Единственный пункт дозаправки, Сьюдад-Боливар, так далеко, что не существует никакой возможности до него дотянуть, не рухнув вниз посреди сельвы.
Проклятие.
Это безумие.
Очередной фортель в его короткой жизни, наполненной подобными безумными поступками!
Но это было невероятное искушение, поэтому, встретившись с элегантным господином с впечатляющей золотой цепью, он с ходу объявил:
– Вам потребуется одежда для полета.
– Она у меня есть.
– И вам придется путешествовать без багажа.
– Я никогда им не пользуюсь.
– А куда вы денете свою элегантную одежду?
Джон МакКрэкен снял пиджак, вынул все из карманов и преспокойно швырнул его в темноту панамской улицы.
– Одежда – это всего лишь одежда, – сказал он.
Джимми Эйнджел сначала опешил, а потом с шумом выдохнул.
– Ладно! – кивнул он. – Вылетаем на рассвете.
За полчаса до того, как над перешейком, разделяющим два самых больших океана на земле, встало солнце, три аппарата запустили двигатели, и с рассветом потрепанный белый «Бристоль-Пипер» Короля Неба начал разгоняться по длинной взлетной полосе, стремясь оторваться от земли раньше, чем цветущие фламбояны[18], маячившие в конце дорожки, поцарапают ему брюхо.
Уже в воздухе, дожидаясь взлета обоих бывших бомбардировщиков «Кертисс»[19] – машин медленных и тяжелых, хотя не в пример более надежных, чем легчайший биплан, выступающий в роли их проводника, – он описал широкий круг, пролетая над проржавевшим грузовым судном, которое буксировали через шлюзы.
Еще один круг – своего рода знак прощания с цивилизованным миром, – и Джимми Эйнджел немедленно развернул нос самолета на восток. Вечно шумный и неугомонный город Панама мало-помалу остался