Хутор Ямы. Валерий Рыженко
в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хутор Ямы
В хутор Ямы с федеральной латанной и перелатанной трассы съехал вороньего цвета «Мерседес».
Проехав с прыжками и заносами по кочковатой с волнистой, густой пылью дороге, он остановился на окраине возле объёмного почти трёх метрового в высоту ржавого котла с мутной позеленевшей водой.
Из «Мерседеса» быстро выскочил фигуристый мужчина лет тридцати в белоснежной ковбойской шляпе, лихо сбитой на затылок, огромных чёрных очках, закрывавших почти пол-лица. Сделав несколько приседаний, он приложил ладонь правой руки козырьком ко лбу и внимательно пробежал взглядом по низкорослым хаткам, спрятанными за заборами из высокого плетня так, что были видны только крыши и печные трубы, «бодро» выбрасывавшие гарь в чистое небо с палящим солнцем.
– Этот хутор, конечно, не рубль,
Так назвал мужчина Рублёвку.
– Единственное, что сближает эти хатки и рубль, так это то, что высота плетней не уступает высоте рублёвских заборов.
Стащив шляпу, под которой оказался густой, чёрный волос, он начал махать перед лицом, чтобы нагнать прохладный воздух.
– Судя по дороге чинодралы здесь не показывались с времён нашествия Великого монгола Чингисхана. Я говорю так, потому что вижу археологические следы копыт. Лошадей в хуторе нет, я не слышу их весёлое ржание. Домов не густо. Пересчитаем печные трубы и умножим.
Он уселся в «Мерседес». Подъезжая к каждому дому, останавливался, выходил, доставал дипломат, а из него листки и приклеивал их к калиткам.
– Броско, читабельно и заманчиво, Буквы очень жирные. И это хорошо, так как я уверен, что здесь царствует ослабевшее зрение и куриный самогон, без которого выжить в такой хуторской табакерке невозможно. Хуторской клёв должен оказаться не просто прибыльным, а сверхприбыльным. – Он вяло зевнул, – Менты гоняются за мной с наручниками с бешеной скоростью вместо того, чтобы гоняться за толпами коррупционеров и взяточников, но пока они разбираются со вчерашним хутором, я постараюсь разобрать сегодняшний. А после него: адью, хуторская Россия. – Он снял очки: серые уставшие глаза под густыми светлыми с лёгким оттенком ржавчины бровями. – Я люблю её, но мне не по сердцу, что она душит мечтателей, к которым отношусь и я, правда, с небольшим криминальным талантом. – Его голос оставался ровным, трудно было понять, говорил ли он, вкладывая в слова грустные чувства, или просто развлекался. – Мало, кто понимает, что историю создают именно криминальные таланты. Я мог бы стать проповедником добрых чувств, но в них нет бушующей страсти криминала. – Он ещё раз внимательно посмотрел на хутор. – Мне не по душе его название. В нём есть что – то горькое и горьковское из пьесы «На дне». Да здравствует пальмовый остров КИС, то есть остров Константина Ивановича Ставропольского.
Мужчина, назвавший себя Константином Ивановичем Ставропольским, после разразившихся громких скандалов с островами, был не Константином, и даже не Ивановичем, и совсем не Ставропольским, а неким тёмным Некто.
Полиция находила много Константинов Ивановичей Ставропольских. Их привозили в хутора, которые подверглись стремительным налётам, так называемого Ставропольского, показывали хуторянам, но хуторяне твёрдо отвечали, что это вовсе не он. Тот был стройным, высоким, с весёлым лицом, в сухих штанах (особая примета), а эти какие – то зачмоканные чалдоны и в мокрых штанах. Кроме того, и морды у них были кислые и слезливые, не такие, как у Константина первого, и ковбойской шляпы у них нет, и чёрных очков. Словом, не то, не то…
Чтобы найти не то, а то, полиции пришлось раскошеливаться. На задержанных надевали купленные и ковбойские шляпы, и чёрные очки, и сухие, непромокаемые штаны – нет, не тот. Убей Бог, но не тот.
Отказ хуторян признавать в задержанных Константинах Константина первого так разозлил полицию, что она крепко подсела в нервах и подумала отдохнуть, но заработавший сверху кнут вздыбил, отдых отодвинули и решили провести, самые что ни на есть, масштабные захваты. В результате пересажали всех Константинов в округе и с другими отчествами, и с другими фамилиями, без учёта возраста, а это нагнало такой страх на мамок – хуторянок, что они перестали давать это проклятое имя родившимся младенцам и начали пристёгивать им имена, которыми обладали чиновники в высших эшелонах власти.
Заметим, что Константин первый уже осчастливил мечтой несколько подобных хуторов. В этот раз он решил сделать заключительный, мажорный аккорд, так как знал, что слухи о нём распространяются со скоростью, гораздо большей скорости его «Мерседеса».
Возле крайнего дома на лавочке сидел старик, положив заострённый, костлявый подбородок на отполированную ручку сучковатого костыля.
– Как здоровье, дедуля, – вежливо спросил Константин первый, вылезая из машины.
Он считал, что в его делах первостепенное это – вежливость, вежливость и ещё раз вежливость с незаметным оттенком темноты.
– Как у молодой коровы, которую трактором волокут на бойню, – отбрил дед.
– Понял.