Книжный червь. Анна Александрова

      Москва. Закат правления царя Иоанна Васильевича Грозного.

      Алеша по батюшке звался Федорович, хотя имя его родного отца никому не известное. Трех или около того лет отроду его нашли Нагие в своих угодьях под Смоленском. Что уж малой делал в лесу один – неведомо. А только Федор Федорыч его чуть не затоптал во время охоты, едва успел коня осадить. Будучи человеком в душе добрым, мальчишку велел ко двору своему доставить. Имя дал по святцам в день находки, обогрел, накормил, на довольствие поставил. Так и жил Алешенька при воеводе Федоре Нагом и семье его. И в Москву с ними поехал. И служил им верою и правдою все двадцать пять лет своей безбедной жизни у Нагих.

      С малолетства у Алешки талант и сильная тяга к грамоте открылись, за дворовым писчим по пятам ходил, читать-писать выучился, так и нашел себе призвание и дело для него самого лю́бое, а для благодетеля полезное.

      А еще позже, когда дочка их, красавица Мария Федоровна, замуж за царя пошла, Федор Федорыч и Алешку в Москву сосватал – писарем при царском дворе. Вот уж не чаял Алешенька такой радости. Получил место в царской Либерии1 – переписывать книги. Царь Иоанн до них охочий был, столько рукописей да талмудов Алешка и не видывал никогда. Бывало, засядет Леша с книгою, зачитается – про день и ночь забудет. Как очнется, так и не поймет – где он, да что с ним, да почто свеча до огарка сгорела. Шибко его за то дьяк Епифаний ругал. Он в Либерии главным смотрщиком был.

      Одно удручало: большая часть книг на чужих языках составлена – там и греческий, и латынь, даже аглицкие книги из новых. Да только не разумел он языков. И, будучи любопытным и до знаний охочим, стал искать дружбы с толмачами.

      Оных при Либерии четыре штуки было. Отец Яков и его подручный Симка с греческого переводили. Говорили, что Яков у самого Максима Греки2 учился. Оба нелюдимые и не шибко разговорчивые были. Много молились и книги свои от других берегли. Алешка как ни пытался, не мог с ними сладить. Был еще дьякон Анисим, тот латынь разумел. Тоже сердитый и к ученикам строгий. Алешка его побаивался, хотя страсть как хотелось ему те латинские книги почитать, что в дальнем отсеке подвала хранились.

      Но выбор Лешкин пал на басурманина с именем странным – Томас Эдвардсон. Повеса и нехристь. Прибыл он из самой Англии лет пять тому назад на одном из торговых судов Московской компании3 да тут и остался. Как уж его до Либерии допустили, один Бог ведает, ведь не был он ни церковного сану, ни ученого роду, ни под чьим крылом не значился. А просто нужен был толмач аглицкий, вот его и призвали.

      Алешка сам предложил Томасу себя в подмогу. Томас говорил-то по-русски сносно, только вот писал с ошибками – то буквы напутает, то слово переврет. А как с Алешкой сработались, так дело у них спорко пошло: Томас книгу читает, на русский язык мысль перекладывает, а Лешка ее записывает по всем правилам да канонам. Любо-дорого почитать. Заодно и Алеша языку учился.

      Окромя книг да учения была у Алешеньки еще одна страсть. Тайная, никому не ведомая, но горько-жгучая – царица Мария Федоровна, в девичестве Мария Нагая. С Марусею, как в семье отца ее звали, дружил он сызмальства. Она ему кренделя медовые с хозяйского стола таскала, он ей сказки рассказывал да буквы показывал. Как повзрослел, так томиться по ней стал, имя ее на каждом косяке выцарапывал, за что бывал бит не раз дворовыми людьми. Федор Федорыч только посмеивался, однако же в Москву его вслед за дочерью отправил, знал, что верен будет Алешенька ей всем сердцем.

      «Служи царю верою и правдою, но и царицу не забывай, – говаривал Федор Нагой. – Царь наш батюшка нравом крут, уж в седьмой раз женится, если и Маруся в немилость впадет, то несдобровать ни ей, ни мне… перекусит он нас да выплюнет».

      И Алешенька служил, за Марией приглядывал. Бывало, царь новую книгу запросит, а дядька Епифаний трусит ее в палаты нести, боится не угодить или под горячую руку попасть. Так Алешка всегда сам вызывался. Книгу приносил, царю челом бил и, коли других указов не было, шел восвояси. Где задержится, где заблудится, а нет-нет да повстречает Марию Федоровну, удостоверится, что жива и здорова. Она к нему ласковая всегда, а ему и не надо большего. Только знать, что все у ней хорошо.

      В тот самый день Алеша с Томасом переписывали новую аглицкую книгу, привезенную посланником Федором Писемским из последнего его визита в страну далекую, Томасу родную, а Алешке неведомую.

      Томас, одетый в засаленный и временем побитый английский сюртук в паре с простыми мужицкими штанами (он не особо следил за внешним обликом своим), разложил книгу у окна, сам примостился рядом каким-то невероятным образом – присев на корточки и поджав колени под самые уши. И так, раскачиваясь из стороны в сторону, то бормотал про себя, то громко диктовал Алеше:

      – Fro the Maryage of Kinge Uther unto Kyng Arthure that Ragned Aftir Hym and Ded Many Batayles … от шенитьбы король Ютер до король Артур, что править после … и … как это … много битв сделавший …

      «От свадьбы короля