Вновь непройденный урок. Элла Волобуева
ятно, пришла пора жить, руководствуясь рассудком, а не эмоциями. Виктория вооружилась злостью, надела ее на себя, как доспехи, и решительно заблокировала все пути к себе. Отрезала.
Но по опыту знала, что вскоре не выдержит, разблокирует, напишет, простит. Этого Виктория очень боялась. Своего то ли малодушия, то ли великодушия. Скорее, бесхребетности.
В отделении банка толпились раздраженные люди. Виктория взяла талончик с номером и уставилась на экран под потолком. Очень медленно тянулось время. Молодая женщина с ребенком на руках подходила к каждому ожидающему с просьбой пропустить ее вперед и обменяться талончиками, но все молча отворачивались. Ребенок плакал. Виктория подошла к ней сама:
– Я готова отдать свой талончик.
– А какой у Вас номер?
– Шестьдесят два.
– У меня шестьдесят восемь, пойдет.
Они обменялись талончиками, и женщина, не поблагодарив, отправилась дальше опрашивать ожидающих. На экране пошла рекламная заставка. «Новая жизнь», – шелестел вкрадчивый голос за кадром. На экране быстро сменялись кадры с девушкой, откусывающей мороженое на пляже; мужчиной, спускающимся со сверкающего склона на лыжах; яхтой, величественно плывущей по морю; смеющейся семьей с тремя детьми на пикнике; бриллиантового колье на крутящейся подставке; женской спиной в открытом вечернем платье. «Измениться не сложно, – продолжал голос, – государственная программа поддержки отчаявшихся поможет тебе. Сделает счастливее, богаче, сильнее, успешнее. Сделай первый шаг – обратись в Бюро по содействию отчаявшимся, подпиши договор, оплати услугу. Пройди процедуру по изменению личности, и жди скорых изменений! Позволь себе новую жизнь!».
– Слушаю, – строго сказала женщина в синей рубашке, украшенной серебряной брошью-стрекозой, когда Виктория дождалась своей очереди и подсела к ее столу.
– Я бы хотела взять кредит.
– На какие цели?
– Планирую пройти процедуру по изменению жизни.
– Доход?
– Вот справки.
– Не пойдет, – бегло взглянула женщина, – такую сумму банк не может дать при уровне дохода ниже среднего.
– Но после процедуры всё изменится.
– Банк не может дать кредит при таком уровне дохода, – равнодушно повторила служащая.
Женщина нажала кнопку, и на экране высветился следующий номер. Довольно полная и высокая дама с перьями на шляпке быстро подошла к их столу и встала над Викторией, враждебно глядя на нее сверху вниз.
– У меня есть квартира, – проговорила Виктория, уже вставая, с мольбой глядя на брошь-стрекозу на груди банковской служащей.
Та предостерегающе подняла ладонь в сторону следующей посетительницы.
– Сколько комнат? – спросила она у Виктории.
– Одна. Но довольно большая. Есть балкон, окна на солнечную сторону.
– Район?
– Предзаровский.
Банковская служащая махнула рукой полной женщине, стоящей над Викторией, и та с ворчанием вернулась на место.
Кредит одобрили. Виктория подписала документы и заехала проведать мать.
– Наконец-то! – встретила мать, держась за палку.
– Я в банке была, согласовывала кредит на процедуру.
– Одобрили?
– Да, завтра после работы заеду в Бюро.
– Хорошо. Мне нужна сиделка, Виктория, и доктор сказал, что я должна хорошо питаться. На даче было бы лучше, всё свежее. Если бы твой скотина-любовник согласился бы меня возить по выходным…
– Я просила, мам. Три раза.
– И ты продолжишь с ним встречаться после того, как он обидел твою мать?
– Нет. Не продолжу.
– Да знаю я тебя, рохлю. Последнюю рубашку снимешь и отдашь первому встречному проходимцу. Только матери от этой твоей щедрости не перепадает.
– Картошку или рис отварить на гарнир?
– Давай картошку. Рис опять подорожал, приходится экономить. Вот и голодаю. При такой-то дочери немудрено. Ну, что выросло, то выросло.
– Может, у отца денег попросить? – спросила Виктория и чуть не выронила затертую кастрюльку с водой от громкого вопля матери.
– Ты что, Виктория?! Совсем нет гордости? В кого ты такая уродилась-то? Этот подлец ушел от нас, пусть катится к чертям собачьим!! И думать не смей! Если бы не я, тебе бы и квартира его матери, твой бабки, не досталась бы! Ты хоть представляешь, сколько мне пришлось таскаться по судам?! Я на этом здоровье себе подорвала, только бы обеспечить тебе свой угол. Чтобы ты не дожидалась моей смерти, не кружилась бы, надеясь, что я недолго протяну.
Мать еще долго орала, и под конец расплакалась от жалости к себе, сморкаясь в занавеску с подсолнухами. Виктория вытерла лужицу на полу от расплескавшейся воды:
– Квартиру пришлось заложить. Что, если изменения так и не произойдут?
– Произойдут, тебе деваться некуда, – процедила мать, – господи.