Детишки в доме на холме. Дженнифер Макмахон
с которым проводила больше всего времени и который был мне, наверное, ближе многих и многих, является моим наемным работником. Но ведь это был мой выбор, не так ли?.. Мой образ жизни почти не оставлял мне времени для общения ради общения, и меня это вполне устраивало. Так, во всяком случае, я себе твердила, поскольку каждый раз, когда я пыталась установить более тесную духовную связь с симпатичными мне людьми, я рано или поздно начинала чувствовать себя так же, как чувствовала себя на съемочной площадке или в студии под объективами камер – актрисой, исполняющей чужую роль.
Убрав телефон в карман, я подсела к столу, открыла нижний ящик и достала толстую папку, в которой держала собранные мной за много лет материалы: фотографии пропавших девочек, газетные статьи, копии полицейских отчетов и мои собственные заметки.
Сама я ни за что бы не поняла, что происходит. В 2002 году я работала на севере штата Нью-Йорк, расследуя многочисленные сообщения о появлении в этих местах непонятного существа, которое многие описывали как человека-свинью. Шериф, с которым я разговаривала, сообщил мне, что местные жители считают существо результатом правительственных генетических экспериментов по созданию гибридов между человеком и животными.
Услышав эти слова, я согласно кивнула. Рукотворные монстры представляли собой отдельную категорию чудовищ. Мне уже не раз приходилось расследовать случаи, в которых речь шла о гибридах между инопланетянами и человеком, о волках с человеческой ДНК, о солдатах-зомби, которых нельзя убить с помощью обычного оружия. Я выслушивала бесчисленные истории, разглядывала размытые снимки, на которых трудно было что-либо разглядеть, но так и не собрала никаких неопровержимых доказательств существования упомянутых монстров.
Откровенно говоря, мне вообще не удалось найти ни одного реального доказательства существования чудовищ, за которыми я охотилась. Я собирала рассказы, легенды, показания, фотоснимки, сделанные случайными свидетелями, разглядывала гипсовые отливки следов, держала в руках стеклянные банки, в которых лежали клочья странной шерсти. Опрашивая очевидцев, я часто с завистью думала: ну почему, почему ему, а не мне посчастливилось оказаться в нужном месте в нужное время? Самой мне удалось только записать на диктофон несколько странных звуков – далекий вой, протяжные стоны, но они неизменно казались мне не столько пугающими, сколько печальными, почти тоскливыми. Я часами скиталась в лесах, бродила по кукурузным полям, мерзла в заброшенных шахтах и брошенных домах, сидела на берегах рек и озер и ждала, мечтая о том, чтобы чудовище или призрак хоть на мгновение показались мне на глаза. Я упорно преследовала их год за годом, буквально наступая им на пятки, но никак не могла настичь. Порой мне мерещились их тени, но ни одного монстра я так и не увидела.
Тогда, в Нью-Йорке, шериф выложил мне все, что было ему известно о человеке-свинье. «У него тело человека, а голова как у кабана, и он не разговаривает, а только хрюкает и визжит. Люди говорят – он сбежал из секретной правительственной лаборатории на Плам-Айленд и пробрался сюда. Здесь у нас много густых лесов, ему есть где укрыться». Он так и не признался, что верит в существование человека-свиньи,