Уроки бессмертия. Наталья Разбаева

      Люди представлялись ему уродливыми и комичными, и он был зол на них за то, что они уродливы и комичны; жизнь – смешением комических и подлых поступков, достойных только смеха, но горько было ему над этим смеяться.

      Сомерсет Моэм «Луна и грош», изд. «Правда», пер. с англ. Н.Ман и Г. Островской

      Пролог

      Ночь выдалась поистине чудовищной. Разразившаяся сильная гроза заставила не только попрятаться по домам мирных жителей, но и спешно найти себе убежище нищих и бродячих собак; она разрывала небо на рваные клочки с такой неистовой яростью, что мглистые черные тучи начинали просвечивать грязновато-серым. Молнии блистали подобно артиллерийскому огню – практически не переставая, – сопровождаемые оглушающими раскатами разворчавшегося грома. Небеса пролились на землю сплошной стеной настоящего ливня. Дождь не разбивался на капли и струи – это был сплошной поток воды, с такой силой ударявший по лужам, что вызывал на их глянцевой поверхности крупные пузыри и пышную пену. Раздраженная внезапной непогодой, ночная мгла шипела и клубилась, но вместо того, чтобы вслед за живыми существами спрятаться хотя бы в подворотне, расползалась еще больше, затопляя собою все дороги, обволакивая деревья и дома, путаясь в ветвях и налипая на окна.

      Деревушка Шеслен на севере Кэрриса утопала в грязи. Все дороги оказались размытыми и абсолютно непригодными как для ходьбы, так и для езды. Удар молнии поджег одно из деревьев в центре деревни, и оно повалилось на чью-то лавчонку, проломив хрупкую, худо залатанную соломой крышу. Еще два дерева, поваленные сильным ветром, перекрыли выезд из деревни. Гроза нанесла и наверняка еще нанесет ощутимый ущерб жителям Шеслен в эту ночь.

      На выезде из деревни почти у самой дороги приютился маленький кособокий домишко с прохудившейся крышей и сломанным крыльцом. В его единственном окне горел свет. Здесь еще никто не ложился.

      Высокая поразительно тощая женщина, еще не старая, едва справившая сорокалетие, но выглядевшая намного старше своих лет из-за осунувшегося испитого лица, мелко трясущихся морщинистых рук и сутулой фигуры, – так вот, эта женщина стояла в центре небольшой грязной комнатушки и суровым раздраженным взглядом изучала четверых своих детей. И ладно, если бы просто изучала – она кричала и сквернословила, изливая на ребят свое недовольство. Шум грозы иногда заглушал ее хриплый каркающий грубый голос, искаженный желчной ненавистью, но даже он не выдерживал столь длительной конкуренции. Дети испуганно жались к стенке, сбившись в тесную кучку, и отваживались бросать на свою мать лишь редкие робкие взгляды исподлобья. Они были совсем еще маленькими: два мальчика-двойняшки лет пяти и девочка чуть постарше, лет восьми-девяти. Она держала на руках полуторагодовалого малыша и украдкой от матери шептала ему на ушко ласковые успокаивающие слова, отчего мальчишка трогательно улыбался, воспринимая гневные речи матери не более, чем шум грозы.

      – Вы – недоумки! Маленькие лентяи! Только и знаете, что отлыниваете от работы! Тунеядцы и дармоеды! Кто, по-вашему, должен кормить семью?! Мне, старой больной женщине, это уже не по силам! Признавайтесь, где и с кем вы шлялись целый день! Я ни за что не поверю, что вам не подали ни одной монеты! Где вы прячете деньги?! Ну, живо говорите! Я же знаю, вы нарочно меня обманываете! Ну-ка признавайтесь!

      Резко подавшись вперед, женщина дернула за руку девочку, призывая ее к ответу. Та лишь ойкнула от неожиданности, но ничего не сказала.

      – Говори, негодяйка, ведь это твои проделки! – мать занесла руку для удара, но один из двойняшек в самый последний момент вцепился в нее своими худенькими ручонками и умоляющим голосом попросил:

      – Нет, мама! Не бей ее! Пожалуйста! Сандра не виновата! Правда! Сегодня нам и в самом деле не подали ни одной медной монетки! Мы ничего не прятали от тебя!

      – Врешь, гаденыш! – мать решительно отшвырнула сына к стене. Тот упал и ударился, но так как подобная сцена происходила не в первый раз, не расплакался, а лишь досадливо потер заболевший затылок. – Все вы тут друг дружку выгораживаете! Я почти уверена, что вы потратили все деньги! Проели их в какой-нибудь таверне! Так я говорю? Так. У, вон какие морды отъели!

      Глядя на детей, трудно было сказать, что они вообще в состоянии себе что-то отъесть, – настолько они были тощенькими, замученными, изморенными. Бледные осунувшиеся лица с мешками под глазами от недосыпа и усталости делали их поразительно похожими. Если у них когда-либо и водились деньги, скрываемые от матери-алкоголички, то тратили они их явно не на себя, а на самого младшего члена их семьи, который сейчас спокойно отдыхал на руках девочки Сандры.

      «Милые» семейные разборки прервал торопливый стук в дверь. Женщина с выражением агрессивного