Соки жизни. Сергей Решетников
торможу, недооцениваю. Здесь что-то нужно сказать о чувствах. Что сказать? Нужно сказать что-то типа: спасибо, что она у меня была. Спасибо, что такая женщина у меня БЫЛА. Ага. Примерно так. В данной ситуации самым душещипательным является глагол «была». В XXI веке любой глагол – довольно весомый аргумент. А если глагол подкрепить финансами, автоматом Калашникова, снайперской винтовкой Драгунова, порталами, аккаунтами в социальных сетях, бункером, двумя ящиками тушёнки, тремя ящиками патронов 7,62, цейсовской оптикой, CANON Mark III и, например, девушкой из Нигерии, то глагол вообще станет бомбой, судьбой, истиной. Однако глагол «был» никудышный и рефлексивный. Но я был счастлив. Я был по-настоящему счастлив. Спасибо Ей за это счастье. Хотя… мучения я тоже люблю. В мучениях всегда что-то рождается. А счастье… счастье способствует деградации.
Я вспоминаю берег Москвы-реки. Нашу старую дубовую аллею в запущенной усадьбе Голицына. Заросший пруд. Извилистую тропинку. Дневные и вечерние прогулки. Её счастливые зелёные глаза. Нежные поцелуи. Мы любили целоваться. Опять проматываю до склейки. Навязчиво повторяю свой любимый флешбэк:
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
– Я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя больше люблю!
– Нет, я тебя! – спорили мы.
В моем измученном алкоголем мозгу эта сцена прокручивается по несколько раз в день. Засыпая, я проматываю эту сцену в голове. С этой сценой я встаю утром. Потом я готовлю себе яйца, кофе и начинаю ворошить отвратительное настоящее, придумывать себе боли, обиды, ковыряться в болячках, считать расходы. После завтрака я зацикливаюсь на судебных заседаниях, на корыстных адвокатах, на алкоголизме, на суициде, на бабах, на одиночестве, на тупых негритянках, на трансах, на гепатите «С» и на возможном ВИЧ. Но потом я слышу сквозь сон: «Нет, я больше тебя люблю». И это как кокос на сердце. Иногда я даже рыдаю в голос, как дитя. Пугаю соседей.
И звучит её искренний заразительный смех. О боже!
Спустя годы совместной жизни она уже так жизнерадостно, как на берегу Москвы-реки, не смеялась. Я обосрал всё, что можно было обосрать. Я засранец. Самый настоящий засранец. Ну, так уж сложилось. Такой я… человек. А ведь я ей говорил, что не приношу счастья. Я её, блин, предупреждал. Но она, как ни странно, была счастлива. И смеялась. Она даже ходила со мной в церковь, хотя, как потом выяснилось, не принимала религии. Да и я, наслушавшись подробных историй про голубых попов и дьяконов, стал задумываться… Хотя до конца я так и не избавился от привычки креститься при виде церкви. До встречи с Ней я часто и про себя и вслух читал: «Отче наш, Иже еси на небеси…». Единственная молитва, которую я знал наизусть. Я перестал её читать, когда мы поженились. Она увлекалась гештальтпсихологией. И мне вслед за ней пришлось окунуться в процессы осознания…
Однако многие любовные лодки разбиваются о прошлое, которое мы ежедневно тащим в своё настоящее. К тому же частенько из меня, например, активно лезет правда. И тогда я перестаю себя контролировать, начинаю её говорить, говорить, говорить, иногда – орать. Потом к этому добавляется алкоголь, и правда становится гипертрофированной, как циррозная печень. И не такой уж правдивой, но достаточно удобной, чтобы колоть ей… в незаживающие раны… Мне сносит крышу. И я становлюсь главным героем дурацкого спектакля, который никому не интересен. Нужно признаться, я личность исключительно трагическая. Даже когда не пью и не нюхаю. Притом что всю свою жизнь я стараюсь быть хорошим. Но на протяжении всей жизни из меня вылезает всяческая гниль. Откуда только она берется? Однажды я выдал очередную порцию гнили:
– Меня достала твоя дочь, которая вертит тут своим задом каждую неделю с пятницы по воскресенье! Она возбуждает меня! Понимаешь? – соврал я. – Она, прямо скажу, далеко не Лолита. И я не хочу… не хочу кормить «ребёнка», которому, блин, двадцать шесть лет!
– Я хочу развестись, – неожиданно спокойно сказала она.
– Вот как? – слегка удивился я, улыбнулся, развернулся и пошёл на кухню заваривать чай.
Включил чайник. Насыпал в любимый бокал горсть зелёного чая. Глянул в окно. Судоходный сезон открыт. Корабли гудят, ходят. Мимо. Мимо меня.
Я хочу развестись. Так что ж? Вперёд. В путь. Ту-ту! Впервые я не стал её уговаривать. Не стал просить «не делать этого». Не стал успокаивать, целовать ей руки, рассказывать, что всё наладится, что люди меняются… Люди ни хрена, блин, не меняются. Люди просто притворяются, ходят в церковь, несмотря на то, что являются атеистами. И ещё… Сперва, блин, соглашаются на анальный секс, заманивают в ловушку отношений, потом на годы забывают об этом. А потом уже любой секс становится редкостью. И вы уже не спорите, кто кого больше любит. О любви уже вообще никто не говорит. Любовь претворилась в привычку. Вы уже живете тупо как брат с сестрой. И тогда на помощь тебе приходит незаменимая любовница Дунька Кулакова – самая верная твоя подруга.
– Что? – я ещё один раз хотел услышать её слова, вернувшись в комнату с чашкой горячего чая.
– Я хочу развестись.
Я спокойно сказал:
– Хорошо, – и сделал глоток чая.
Она