Тайна Мёртвого Озера. Ирина Югансон
орублена сквозь чащу широкая просека и бежит по ней хорошо наезженная дорога от деревеньки к деревеньке, от хутора к хутору. И в каждой деревеньке, на каждом хуторе – люди. Сеют хлеб, сады растят, за скотиной ходят, пироги пекут, пиво варят, ездят на ярмарки в соседние городки, а то и подальше – в большие города, и не чувствуют себя оторванными от всего мира. Дома по усадьбам всё крепкие, вокруг домов лепятся хлева, амбары, конюшни, сараи, курятники, сеновалы. Огороды прополоты, сады ухожены, поленницы дров высятся круглыми башенками, сено сохнет на высоких козлах – хозяйственный живёт здесь народ. Неленивый.
Только странно – самый разгар лета, в прежние годы в каждом дворе вишни были бы усыпаны спелыми ягодами, ветви груш и яблонь пришлось бы подпирать, чтоб не обломились под тяжестью плодов, а тут как заговорили – ни слив, ни вишен. Редко в какой кроне мелькнёт зелёное, кислое, как дичок, яблочко или твёрдая, как камень, вся скукоженная груша. Вот уж второй год, как всё изменилось, всё пошло наперекосяк. Сколько ни вкалывай, хоть костьми ляг, что-нибудь да сведёт все труды на нет – то засуха иссушит хлеба, то зарядят дожди без просвета, то неведомый мор нападёт на скотину. В реке рыба перевелась, в лес хоть не ходи – ни ягод, ни грибов – даже мухоморы и те как сгинули.
Кое-кто не выдержал подобной жизни, заколотил окна-двери и подался в город.
Но большинство надеется пережить трудную полосу и, сжав зубы, упрямо цепляется за свою землю. Ну не могут, не могут невзгоды длиться вечно, надо лишь перетерпеть и настанут хорошие времена. Лица у людей посуровели и нечасто теперь озаряются улыбками, – не дай бог – голод, как тогда выжить? Как поднять детей? А что если, тьфу-тьфу чтоб не накликать, и у нас начнётся то, что было в южных землях?! И шёпотом повторяется страшное слово – "Нихель".
Впрочем, босоногой детворы взрослые заботы мало касаются – оттрубил своё в огороде или в хлеву и носись, задравши хвост, допоздна, пока мать домой не загонит.
Глава 1. Вороны. Ссора.
Вообще-то, залесские пацаны неплохо меж собой ладили. Но, стоило завязаться ссоре, – всё, стайка раскалывалась на два непримиримых лагеря. – Одни признавали своим вожаком Йена по кличке Дылда, переростка на два года старше и на две головы выше остальных, за что получили от противников прозвище "дылдиных подлипал". Другие сплотились вокруг худощавого, не по-здешнему смуглого Гийома и прозывались "недомерками".
На этот раз, казалось, ничто не предвещало бучи. Дело шло к вечеру. Ребятня слонялась неподалёку от деревни, не зная чем ещё себя занять – старые игры надоели, нового ничего в голову не приходило. И тут Йен подобрал с земли увесистую каменюку, подкинул на ладони, примериваясь, и, с криком: "Ага, попалась! Получай!" запустил ею в ворон, дремлющих на заборе. Промазал. Вороны дружно присели, недовольно каркнули, но с насиженного места не сдвинулись.
Приглушённые, больше похожие на кашель, смешки – на явные кто бы отважился? – раззадорили Йена:
– Это камень дурной подвернулся. Да, захоти я, от любой из этой горластой своры мокрого места не осталось бы. Вот на спор! Эх, чем бы в них запульнуть?
Тотчас пара-другая услужливых рук потянулась к булыжникам. И тотчас же раздался крик: "Не смей! Не смей их трогать!" Потревоженная этим воплем благородная семейка взметнулась в небо.
– Очумел?! Всех ворон мне распугал!
– Они тебя не трогали? И ты их не смей!
– Это ты мне? Мне? Да я из тебя сейчас не знаю что сделаю! Котлету отбивную!
– Оставь ворон в покое!
– Слушай, Ги, ты меня достал!.
И тут же дружный хор подпевал загалдел не хуже вороньей стаи:\
– Проучи его наконец, Йен! Всыпь ему!
– Что он тут из себя строит?!
И вот уже кто-то сделал шаг и встал за спиной Гийома, кто-то сбился в кучку вокруг Дылды.
На шум назревающей ссоры с любопытством взирали позабытые вороны. Они нагалделись вволю, накружили над пустырём и вдруг, разом, точно сговорились, ринулись к старому вязу. Ветки спружинили, тяжёлая крона заходила ходуном. Одна из разбойниц, не поделив места с нахальной соседкой, гаркнула возмущённо на весь пустырь и долбанула подругу тяжёлым клювом. Колким дождём на головы ребят посыпалась всякая древесная дребедень.
– О! – словно только этого и ждал, обрадовался Йен, – вы, голубушки, ещё здесь? Ну, защитничек, гляди! И вы все глядите! – Вон там, во-он на той ветке дерёт горло птичка. Невеличка. – У-у, бандюга, разоралась! – Сейчас я эту птичку-невеличку одним ударом… – В руке он уже подкидывал новый булыжник. – Попридержите-ка этого больного. Да поосторожнее с ним, а то как бы кого не покусал.
Гийом понял, что не успевает, что вот сейчас от этой бестолковой вороны останется комок перьев, и тогда он рванул через голову рубаху и, размахивая ею, словно флагом, заорал:
– Эгей! Эй! Кыш! Кыш отсюда! Да улетайте же вы!
Вороны, наконец сообразив, чего от них хотят, дружно взмахнули чёрными крыльями и, едва не обломив вяз, с истошным граем рванули в вышину, только