Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта. Олег Князев
тогдашнем противостоянии военачальников-темников, эмиров и их ставленников – чингизидов – с прямыми потомками Темучина. И на месте когда-то процветавшего города остались лишь руины в грудах каменных развалин, лежавшие за полуразрушенной оборонительной стеной. Ну, а местная, крымская татарская знать опять перешла под правление ногайцев.
– Ничего не знаю о такой истории Крыма и обо всех этих драматических событиях здесь! – подумал я обо всём услышанном сейчас от Олега. – А ведь прошлое этого полуострова – это отдельная тема в истории средневековой Европы, неразрывно связанной, так или иначе, с событиями давно минувших дней, имевших когда-то такое огромное значение для судеб сотен тысяч людей в Европе и на Руси.
– В таком печальном, разорённом виде Херсонес, – продолжал дальше “лектор”, – уже под другим названием, он существовал, всё же, и дальше, давая прибежище уцелевшему местному населению. Оборотистые генуэзцы обустроили свою факторию на его уцелевшей от пожаров и разрушений сохранившейся части. Однако в изменившихся обстоятельствах торговля уже не шла, продавать и покупать было некому. Товарообмен захирел и прекратился, и бизнес у генуэзцев, что называется, прогорел. Они закрыли факторию, и херсонесское городище затем окончательно обезлюдело. Со временем, это место превратилось в подобие каменоломни из обработанных камней, которые в течение последующих столетий использовались новыми хозяевами Крыма для своих строительных нужд.
– Так, говоришь, генуэзцы? – неожиданно заинтересовался я, вспоминая, невольно, мою поездку по Италии и знакомство с этим солнечным, южным городом-портом. – Это те генуэзцы, которые, как ты сказал, мочканули Мамая в Кы-рыме?
– Ну, не те самые, – сыронизировал Олег. – Но, в общем, из тех же выходцев из Генуи. Генуэзцы же боролись с венецианцами за право вести торговлю в Таврике и, в итоге, вытеснили их, взяв затем всю внешнюю торговлю Таврики в свои руки. Торговали и строили, обустраиваясь на долгие времена на всём Крымском побережье. Строили на века, как ту знаменитую фортеттсу в Сугдее! И уж, наверное, дорогу получше бы сделали, чем эта! – воскликнул Олег, обходя очередную рытвину на этой давно не ремонтированной асфальтовой дороге.
По словам Олега, её, вроде как, собирались латать, и все эти кучки щебня и какие-то мешки с песком или что-там-было на её обочине у кипарисов предназначалось для ремонта дороги и возможно, обустройству обочин.
– Уже второй год, как эти рытвины образовались после сильнейшего ливня, размывшего местами старый асфальт, – посетовал он. – Ну да это ерунда. Вот когда мы с тобой на тропу Раевского выйдем там, за забором, – он махнул куда-то вперёд слева от нас, – вот там твоим кроссовкам придётся туго, – он скептический посмотрел на мои новёхонькие “Mizuno”.
– Нам осталось идти до тропы ещё минут восемь. Ты же не торопишься? – в его голосе прозвучало условное предложение не торопиться и, хотя мне не терпелось как раз побыстрее попасть туда, в зелёную чащу за забором,