Хмурый город. Ненастье для Насти. Ирина Валерьевна Дынина
девушка не невинна. Потому-то он ее и выбрал. Кувыркалась она со своим парнем и не один раз. Но, что это меняет для него, Зябкина? Так, даже лучше.
Пальцы коснулись черного кружева бюстгальтера, погладили ткань медленными, круговыми движениями и отодвинули в сторону досадную преграду, резко сжав упругий сосок.
Такой нежный. Восхитительно теплый. Манящий.
Склонившись, парень прикоснулся к нему холодными губами, дохнул, тронул кончиком языка. Сначала – осторожно, будто опасаясь ожога, затем, смелее, еще смелее.
Язык обвился вокруг розового бугорка, губы жадно сжались, зубы слегка прикусили нежную плоть.
Девушка слабо застонала, тяжело дыша в его крепких объятиях. Она прижималась к нему слишком сильно, беззащитная грудь, полностью обнаженная, ласкала похотливый взгляд и вечерний ветерок холодил теплую кожу.
– Вот так, моя милая. – крепкие, на удивление сильные руки тщедушного парня, обхватили девушку за талию. – Тебе хорошо, красавица? Впрочем, – парень глумливо усмехнулся. – даже, если и нет, то, кого это волнует? Уж точно не меня.
Он аккуратно, не отводя взгляда от глаз Розы, уложил девушку на траву, продолжая поглаживать тонкую кожу высокой груди и целовать теплый сосок.
Зябкин млел – такая нежная.. хрупкая.. горячая.. Такая желанная.
Платье он задрал до самого пупка – долой лишнее тряпье! Но, нет, не рвать – нельзя оставлять следов.
– Так я и думал. – холодные пальцы скользнули под трусики. – Стринги. Черное кружево. Роза в стрингах…
Трусики он стянул сразу и некоторое время любовался покорно раздвинутыми ногами красотки. И тем, что находилось между этих ног.
Рай. Жизнь.
Его манила эта белая, тонкая кожа.
Блондинка. Как есть, блондинка. Натуральная.
– Красивая – хрипло пробормотал Зябкин. – Какая же ты красивая, Розочка. Твоему Женьке очень повезло.
Девушка застонала неожиданно громко, извиваясь под грубыми ласками и Зябкин насторожился, продолжая гладить девушку по бедру.
Он знал, что у него холодные руки. Ледяные почти что. Тем более, ему было так приятно трогать эту теплую плоть.
Теплую, обжигающе горячую.
Опустив голову, Зябкин поцеловал девушку внизу, заелозил языком по внутренней части бедра, еще сильнее раздвигая девчонке ноги. Быстрый язык, такой же холодный, как и пальцы, скользнул вглубь женского лона, подобно проворной змее, отыскивая сладкое, потаенное местечко, чувствительное к подобной ласке.
Она отзовется! О, да!
Рывком, Зябкин придвинул девушку ближе, обхватывая слегка раздвоенным языком тот самый заветный бугорок.
Горошина.
Зябкин называл это местечко горошинкой, а соблазненных девиц – принцессами.
Принцессы и их горошины. М-ммм…
Продолжая поглаживать стройные ножки, Зябкин окунулся в чувственное море отзывчивой плоти, всасывая собственным холодом весь тот жар, что разгорался внутри трепетной красавицы.
А он разгорался! Иначе и быть не могло. Не смотря