Во власти Золотого Бога. Константин Викторович Еланцев
не заметил, как прислонился к стеклу и ударился лбом об иллюминатор. «Вот бесовщина!» – чертыхнулся он про себя. Внизу, изрезанная небольшими речушками и ручьями, сотканная из лоскутов елей и пихт тянулось от горизонта к горизонту на десятки, а то и сотни километров, бесконечное покрывало тайги. Где-то сверкнул одинокий костёр, и дымок серой струйкой между кронами деревьев поднимался вверх, растворяясь в безоблачной синеве.
Кто ж ты, одинокий таёжный бродяга? Грибник, ягодник? Хотя какие грибы и ягоды, когда до ближайшей фактории не один день пути и не одна бессонная ночь!
– Ещё немного! – местный участковый майор Кузьмин старался перекричать гул мотора. Он наклонился к уху следователя и показывал пальцем вниз. Черкашин утвердительно кивнул головой, снова всматриваясь в иллюминатор.
Скоро покажутся Поныри, деревушка, что уютно расположилась на берегу речки Нидукан. Те самые Поныри, куда каждый год на всё лето отправляли его родители давным-давно. Настолько давно, что выветрились из памяти названия речушек и местных достопримечательностей. А вот Поныри, само название, запомнил. В начале шестидесятых один за другим умерли дед с бабкой, да и домик их, скорее всего не сохранился…. И ещё вспомнил Черкашин старого тунгуса по имени Тыманча. Как-то незаметно он подружился тогда со стариком, а тот в свою очередь, видимо, тоже не прочь был поболтать с мальчишкой. Вечерами Черкашин частенько убегал от деда с бабкой к неказистой избушке Тыманчи. Тот всегда сидел возле неё на почерневшем от времени бревне, курил свою трубку и, щурившись, смотрел на заходящее солнце, тяжело вздыхая и покачивая головой. Теперь-то Черкашин понимал, что так он прощался с каждым уходящим днём своей жизни.
Многое узнал он от старика: как возникали фактории, где промысловики за бесценок сдавали драгоценные шкурки соболей, как бабы, самостоятельно отправляясь в тайгу, горбовиками приносили ягоды брусники и голубики, грибы да лечебные травы. Так и жил местный народ от сезона к сезону – зимой мужики кормили семьи, а летом бабы…. И зверя вокруг было много, и рыбы в реках было вдоволь, которую ребятишки на куканах приносили домой.
В пятидесятые власти пытались тунгусов в дома переселить, да только где там! Пожили они, пожили в неуютных для них домах, а потом и откочевали глубоко в тайгу.
– Раньше в чуме жил, – горестно сетовал Тыманча, – теперь тут!
Он, не оглядываясь, кивал на свою избушку и старательно посасывал потухшую трубку. От него Черкашин впервые услышал о Золотом Дялунче – изваянии маленького человека из чистого золота. Живёт тот, якобы, в пещере далеко от людей, под самым берегом дикой реки, оттого и переводится Дялунча как «заблудившийся». Никто его не видел никогда, но раньше все о нём знали.
– А откуда знали, если его никто не видел? – интересовался мальчишка.
– Однако, видел кто-то! – глаза Тыманчи хитро улыбались.
А потом, возвратившись к своим старикам, снились Черкашину ночами то вышагивающий по берегу золотой божок, то старый Тыманча, выныривающий из реки, то его собственный страх, от которого он с криком просыпался и замолкал, слыша, как кашлял за печкой не спавший дед.
Поныри…. Всё, что Черкашин знал на сегодняшний момент, так это то, что осталось от бывшей фактории с десяток домов, да небольшая метеостанция с двумя сотрудниками. Осталась заготконтора, благодаря которой и кормятся местные. Знал и то, что на летний сезон контора закрылась в связи с реорганизацией. То ли кооператив хотели сделать, то ли ещё что…. И ещё остановилась там геологическая экспедиция из Красноярска. Туда-то и летел следователь с участковым Кузьминым, владения которого простирались на сотни километров в округе, а по всей округе пять деревень, приютившиеся по берегам речек. Ни дорог тебе, ни тропинок! Связь с миром – вертолёт, прилетающий раз в месяц, да далёкая река Тумбенча, по которой изредка ходят пассажирские катера. А там и до Туры рукой подать! Тура – посёлок большой, даже аэродром есть! Но и до Тумбенчи ещё добраться надо. Хотя…. У каждого лодчонка на берегу. Мало ли что. Одним словом – глухая тайга….
В вертолёте Черкашин с Кузьминым были не одни. Вертолёт был зафрахтован геологической экспедицией, который вёз на базу продукты и какое-то оборудование, упакованное в небольшие ящики. И ещё вёз руководителя экспедиции, вызванного на место в связи с чрезвычайной ситуацией. ЧП, проще говоря! А разобраться с этим ЧП и должен следователь Черкашин, посланный из самого Красноярска. Участковый Кузьмин, естественно, выполнял свою работу.
Начальник экспедиции сидел отдельно, прислонившись к ящику, то и дело потирал свои виски и часто моргал глазами.
«Волнуется…» – подумалось Черкашину.
Волошин Егор Кузьмич, шестьдесят пять лет. Доктор наук. Начальник Сывермской экспедиции. Всё это плотно улеглось в памяти следователя. Судя по всему, мужик неплохой, только рассеянный какой-то. Впрочем, как и все учёные.
Вертолёт ждали. У площадки, выложенной большим квадратом из брёвен, стояли три человека. Едва остановились лопасти, как к открывшейся двери подбежал толстый, небольшого роста человек.
– Егор Кузьмич, беда у нас! – начал, было, он, увидев Волошина.
Начальник