Не задохнуться. Сергей Валерьевич Мельников

      Ветер ткнул кулаком в плечо, и я пошатнулся. Когда долго стоишь, почему‑то кажется, что Земля потихоньку накреняется сама. Вроде не двигаешься, а постепенно из‑за края крыши выползает дорога, тротуар, козырёк над подъездом… Козырёк не входил в мои расчёты, и я сдвинулся в сторону на несколько шагов.

      Время падения равно квадратному корню из двойной высоты, делённой на ускорение свободного падения. Плюс‑минус незначительная погрешность, связанная с влажностью, высотой над уровнем моря, направлением ветра. Масса тела и его очертания тоже имеют значение, но этим параметром можно пренебречь. Пятьдесят пять килограмм массы и вполне аэродинамическая форма не внесут серьёзных поправок в результат.

      Итого две целых тридцать четыре сотых секунды, если округлить. Такая мелочь, мгновение, по сравнению с тем, что уже за спиной и вечностью впереди. Ветер, кстати, довольно сильный. Может изменить траекторию. Хорошо, что параллельно фасаду, а не навстречу. Не хватало влететь к кому‑нибудь в окно или зацепиться за бельевые верёвки. Последний вариант добавил бы комизма в ситуацию, а мне этого не хотелось.

      Опять порыв. Меня качнуло в сторону, и я раскинул руки, балансируя на краю. Лёгкая куртка захлопала за спиной чёрными крыльями. Ноябрьский ветер проветрил голову, хоть там и так было пусто. Он был холодным и свежим, и я впервые за последнее время смог глубоко вдохнуть.

      ***

      Два месяца назад что‑то случилось, что‑то совсем для меня непонятное. Кожа, обтягивающая сердце, вдруг стала тонкой, нервы вылезли наружу, начала просачиваться кровь. Горячими струйками она касалась синапсов, они запаниковали, закричали, что горят, и мозг поверил. Мозг подумал, что огонь выжег кислород, и я задохнулся. Но это не сразу, сначала я совсем ничего не заметил.

      Просто расформировали спортшколу и в наш класс пришла новенькая. Я равнодушно посмотрел на неё и опустил глаза обратно под стол, где на карандаше крутил кассету с карандашной надписью «Кино»

      Потом в плечо воткнулся локоть.

      – Димыч, смотри, нравится? – зашептала в ухо Саблина.

      Я ещё раз поднял глаза. Да, красивая. Необычно красивая. Смуглая кожа, ямочки на щёчках. Чёрные, ехидные, надменные глаза. Каштановые волосы закручены в небрежную причёску без залитых лаком начёсов. В расстёгнутом вороте голубой, почти мужской рубашки, загорелая кожа над острым белым краешком лифа.

      Аннушка, классная, смотрит недобро. Все взрослеющие ученики попали под колпак. Только начинало темнеть, и она выходила на охоту. Бродила с блокнотом по паркам, заходила в кафе. Напялив красную повязку, дежурила на дискотеках. И писала, писала на листочках в клеточку, где, кого, с кем и во сколько видела, чем занимались и в каком состоянии находились. На первом классном часу нового учебного года она тыкала загнутым бордовым ногтем в нашу весёлую компанию и шипела:

      – Я всё про вас знаю, я по глазам вашим вижу, когда вы начинаете этим заниматься! Похотливые павианы!

      А мы сидели и ржали, бравируя своим тайным знанием. Видимо, крыша у классной отъехала напрочь. Буду справедлив: она ни разу не ошиблась, и с этого момента никому из нас легко не было, она постаралась. Сейчас Аннушка поджала смазавшиеся губы и злобно зыркала исподлобья на бесстыдно красивую и недопустимо свежую новую ученицу.

      – Ну чё, как тебе? – не унималась Саблина.

      – А тебе?

      – Ну, Ди‑им, ну я ж не по девочка‑ам. Но ваще красивая, скажи? Такая… М‑м‑м…

      Я ещё раз посмотрел. Любовь с третьего взгляда? Да хрен вам. У меня кассета домоталась, и я воткнул её в плеер.

      – Саблина! – рявкнула тут Аннушка. Что «Саблина!» уточнить не успела: зазвенел звонок. Я надел наушники и пошёл из класса, споткнулся о насмешливый взгляд, втянул в лёгкие её выдох. Наверное, в этот момент я и начал карабкаться к своей крыше. Саблина, ну какого хрена, а? Всё ж хорошо было…

      ***

      Дома мама с надменно поджатыми губами и скуластая ряха в тёмных очках на экране «Электрона‑738».

      – Где был?

      – Бродил.

      – А, – подбородок покрылся ямками – крайняя степень скепсиса. – С Аннушкой твоей виделась…

      «Ландон, гуд бай! У‑у‑у»

      – Зачем?

      – Позвонила. Говорит: приходите в школу, если вам небезразлична судьба вашего сына, – мама попыталась изобразить дрожащие интонации Аннушки, но не слишком похоже. Я вздохнул и откинул голову на спинку дивана, чтобы не видеть. Слушать тоже не хотелось, но тут ничего не поделать.

      – Пришла, она мне блокнот свой тычет. Говорит: вчера на «Ивушке» ваш сын зажимался с девушкой явно старше его возраста.

      Я молчу.

      – Я