Рассказ для дочери. Вадим Зиновьевич Кудрявцев
жом. Я говорил, что я художник свободный, по заказу не пишу, а последнее время не пишу вообще. Она не отставала. Надувала губу. Как сейчас не принято – нижнюю. В конце концов родительское сердце дрогнуло. И тогда я подумал, что если даже такие гении как Веласкес и всякие Вермееры с Рембрандтами не гнушались писать на заказ, то и мне, вроде как, не должно быть зазорно. У этих творцов, правда, мотивация была существенно иной, но и я, с другой стороны, не Веласкес и, уж тем более, не Рембрандт. А увековечить себя, изобразив где-то там в углу полотна или в отражении зеркала, как бы ненароком, тоже, вроде, чего-то да стоит. Во всяком случае, так думали перечисленные художники.
Быть отцом двадцатилетней дочери, живущей самостоятельно за много тысяч километров, – это уже почти постриг. Не в смысле обета безбрачия или характерной прически, хотя подобием тонзуры я как раз обзавелся. Я говорю о Смирении с большой буквы «С». Теперь это одно из моих главных отличительных качеств, наравне с перееданием. А что остается?! Они там взрослые и свободные от родительского гнёта выстраивают быт, формируют жизненные приоритеты и принимают решения, исходя из своего уже немалого многомесячного опыта самостоятельности. И не все их решения, как легко догадаться, укладываются в концепцию «как хотели бы родители». Что-то кладется прямо перпендикулярно. С другой стороны – ни странно, ни ново. Она там – с амбициями и шагающая в ногу со временем, а мы здесь – вообще ничего не понимаем. И как мы можем на это реагировать, еще и на многокилометровом расстоянии? Только принимать. Принимать – как конечный результат долгой борьбы с непреодолимым. Принимать их решения и свои успокоительные препараты. Мы были другими, думаю я в унисон со всеми предыдущими поколениями родителей. К тому же, наши родители, как мне кажется, были поспокойнее. Мне так кажется абсолютно искренне. Как, наверно, казалось и всем предыдущим поколениям родителей. Советское дворовое воспитание шло на пользу сразу всем: детям добавляло шрамов и самостоятельности, родителям – особого состояния спокойствия, граничившего с просветлением, допускавшего, что дети где-то там что-то там сами делают на улице. И возвращать детей откуда-то со двора было в порядке вещей, только когда уже совсем темно. Для этого достаточно было периодически выкрикивать имена в форточку, но не более. Я это отлично помню из своего детства. Но сейчас, надо сказать, мало кто практикует такой подход. Гуляющий самостоятельно ребенок сразу обеспечивает окружающих стойкой уверенностью в крайней маргинальности его родителей. Теперь я гуляю со своими младшими детьми на детской площадке, пристально наблюдая, не слишком ли далеко к краю этой площадки и моих представлений о безопасности они оказались. Причем порог допустимого я примеряю на себя теперешнего – инертного и опасливого. И регулирую их передвижения я окриками, которые на младших моих детей действуют, мягко говоря, не с первого раза и не так беспрекословно, как мне бы хотелось. Что говорить о двадцатилетней, живущей даже в недосягаемости радиуса действия моего окрика дочери.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.