Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. Александр Эткинд
о также и видеть взаимозависимость этих сюжетов, перекрывающую эпохи и океаны.
Главы этой книги очень разные, и достигнутые мною компромиссные решения в ее переработке – толковании моих собственных путешествий – тоже оказались разными. Я радикально переработал 7-ю главу (дочь Троцкого), и благодарен моему земляку и коллеге Никите Елисееву за то, что в давней рецензии он когда-то подсказал мне новый поворот темы. Перечитывание 8‐й главы (Арендт и Рэнд) дало мне случай почувствовать, как сильно изменились мои собственные взгляды, поэтому эта глава тоже подверглась сильной переделке. Из 6‐й главы (Буллит и Булгаков) с тех пор выросла целая книга, вышедшая на трех языках. Ее саму уже пора переписывать, но эту главу я оставил как была. Однако я немного сократил текст и заострил аргументы 9‐й главы, самой большой и, возможно, самой спорной в этой книге (Пастернак и Набоков).
Я искренне благодарен Маше Братищевой, Жюли Реше, Анастасии Григоровской и Артемию Магуну, которые прочли переделанные главы и помогли мне своей критикой. Спасибо и двум редакторам этого издания, Юлии Рыкуниной и Михаилу Трунину, за серьезную и тщательную работу с текстом.
1. Введение в поисках предмета
Крылья Европы
Эта книга об истории, литературе и политике двух великих стран на протяжении двух веков. Имея дело с океанической по масштабу темой, книга не претендует на ее охват и картирование. Разные главы берут пробы из разных мест в надежде, что в капле воды – океан. Каждая глава сравнивает между собой две фигуры по разные его, океана, стороны. Читатель заметит тех, кто переходит из главы в главу, они‐то и есть главные герои этой книги.
Россия и Америка никогда не были между собой в состоянии войны: уникальный факт в отношениях между великими державами. Географ знает, что две страны гораздо ближе друг к другу, чем это кажется из их столиц. Политолог наблюдает циклы симпатий и антипатий, регулярно возникающих между двумя народами. Историк помнит моменты близости, каких у этих стран не было ни с какой другой: поддержка имперской Россией американских сепаратистов во время Войны за независимость; продажа Америке большой части российской территории в 1867 году; присутствие российского флота в знак поддержки Севера во время Гражданской войны в Америке; присутствие американских войск во время Гражданской войны в России; боевой союз, решивший исход Второй мировой войны; холодная война, по-своему приблизившая две культуры друг к другу.
Сравнение этих двух стран, народов или национальных характеров настолько распространено, что интереснее следить не за тем, как оно попадало от одного автора к другому, но за тем, насколько разные функции оно выполняло у разных авторов. Одним из первых сходство обнаружил русский дипломат Павел Свиньин, потом им стали увлекаться радикалы. Александр Герцен начал свое творчество с «Уильяма Пена», восторженно рассказавшего об эмиграции пуританского проповедника из Англии в Америку. После собственного, не менее драматичного, бегства в Англию Герцен мечтал о переносе центров цивилизации на берега Тихого океана, который стал бы «Средиземным морем будущего»[2], окруженным великими городами Калифорнии и Сибири: возможно, и стал бы, если бы революция на одном из его берегов имела иной исход. Такие сравнения часто занимали европейских наблюдателей, которые приходили, однако, к полярно различным выводам. Алексис де Токвиль представил демократическую Америку и царскую Россию как симметричные, непреодолимо различные реальности, между которыми должна сделать свой выбор Европа: «В Америке в основе всякой деятельности лежит свобода, в России – рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира»[3]. Наоборот, Мартин Хайдеггер видел в обеих странах проявления одних и тех же начал: «Европа зажата в больших клещах, стиснутая Россией с одной стороны и Америкой с другой стороны», и вообще «большевизм – это всего лишь вариант американизма»[4]. Следуя этой логике, выходец из России и учитель новых французских философов Александр Кожев тоже считал, что «Соединенные Штаты уже достигли финальной стадии Марксова коммунизма»[5]. Оптимистичный вариант той же хайдеггеровской метафоры уподобляет европейскую цивилизацию птице с двумя крыльями, Америкой и Россией; работая по отдельности или вместе, они поддерживают полет общего тела.
В 1920‐х Россия переделывала себя в подражание Америке; вернувшись из Москвы в 1928 году, американский писатель Теодор Драйзер рассказывал, что «ни одна страна никогда не была в таком восторге от другой, как сегодняшняя Россия – от Соединенных Штатов»[6]. В 1930‐х Америка столь же поверхностно подражала России; еще только следуя через океан в 1935‐м, американский литератор Эдмунд Уилсон уже знал: «Советский Союз изо всех европейских стран имеет с нами больше всего общего» – больше, чем Англия[7]. В 1940‐х две страны сражались вместе, несмотря на глубочайшие свои различия; в 1944 году гарвардский профессор Питирим Сорокин писал о «конгениальности» Америки и России, или «существенном сходстве их психологических,