Детство. Анатолий Давыдчик
не руки деда, опозорился бы точно, отлетев на пару метров; но с открытым ртом, не замечая его рук на своих плечах, я уже уверенно жму на второй курок… Когда утих шум в ушах и стала улегаться эйфория, я вдруг увидел себя как бы со стороны, с улыбкой идиота, сжимающего в руках ружье, а рядом стоял дед… Все верно и правильно, ребёнок, если он мальчик, с детства должен приучаться к оружию, оно делает из тебя ответственного и дисциплинированного человека, с оружием ты не как местный дурачок Горохов, а уже почти мужчина.
– Пошли к бабушке чай пить. – говорит мне дед, принимая из моих рук ружье. Ох, как мне не хотелось отдавать его, продлить эти минуты обладания, но…
Дома я, стараясь не сорваться на щенячий визг, пытался степенно рассказать бабушке, как оно было. – … Ничего такого и не было, стрельнул и стрельнул. – как казалось степенно закончил я свое повествование.
– Не стрельнул, а выстрелил, – поправила меня бабушка, – рука сильно болит? – Видя как я поморщился, спросила она.
– Да не очень. – стараясь терпеть произнёс я.
– Понятно. – бабушка грозно посмотрела на деда. – Ты куда смотрел?
Дедушка лишь вздохнул.
– Ох, порода ваша. – покачала головой бабушка. Меня намазали мазью, напоили чаем и уложили отдыхать. Я уже тысячный раз прокручивал в голове картину своего триумфа на улице, как в обед пришёл неожиданный гость…
В этот раз участковый дядя Серёжа был сух и строг. Сначала он потребовал деда сдать ружье и, когда был послан по конкретному адресу, пригрозил судом и умчался в райцентр на разъездном совхозном «бобике». А дед только посмеивался, и он также пребывал в хорошем расположении духа, когда отчим, придя на обед, рассказал что случилось. Дело в том, что за нашим домом, прямо за нашим участком картошки, перевернутой буквой Г стояла котельная труба, а в высокой части обитали электрики, слесари и так далее. Стреляя второй раз, так как ствол находился на рогатину, я отвёл ружье в сторону…
– Короче, Иван Александрович, – говорил дядя Гена, – мы с самокрутом с напарником с обхода шли, слышем выстрел, над бошкой пролетело, ну мы и присели, я остался, а самокрут побежал до котельной…
– И чего? – усмехается дед.
– У Райки, фельдширицы, сидит жопой в тазу, – продолжает отчим.
– Надо же так… Хорошо пошла, кучно, молодец внук. – удовлетворённо говорит дед, – Хорош «лизунец».
– А холостыми нельзя было, папа? – произносит появившаяся мама.
– Так я соль «лизунец» испытывал. – говорит дед, подмигивая мне. Я выскочил на улицу, меня душила злоба на все, сначала на себя, мне надо было, как пионеру герою, признаться, но что-то говорило внутри меня что это то неправильно. И вскоре я уже злился на участкового дядю Серёжу. Ведь он угрожал неприятностями самому родному и близкому мне человеку – Дедушке. Побить я его не мог, сжечь его дом я не мог (из-за его злобных собак бегающих по проволоке). Поэтому