Изгнанник. Reigon Nort
нарядах и самых дорогих украшениях, общались друг с другом в просторном зале, освещённом десятью тысячами свечей. Деревянные столы, облагороженные резьбой и накрытые скатертями из дамасской ткани, стояли вдоль стен, дабы не мешать танцевать людям в центре зала.
За почти два десятка лет заключения, много чего забылось из боевых навыков, но вот дворцовый этикет отложился в памяти надёжней. И он вошёл в зал роскошеств и излишеств так, как подобает благородному человеку. Но никто не ответил на это любезностью.
Из присутствующих ни один, не склонил голову в вежливом поклоне, не посмотрел ему в глаза – они вообще не смотрели на него. Демонстративно выражая своё призрение к нему, все окружающие повернулись спиной. Идя по залу, он видел только затылки.
И вот теперь в голове вспышкой молнии пронеслась мысль:
(Обер-церемониймейстер не назвал его фамилии! Произнесли только его имя, но не фамилию. А значит, он всё ещё преступник: освобождённый, помилованный, но преступник – изменник, предавший свою семью и государство. Безродная челядь, в глазах привилегированной знати.)
Отец лишил его всех титулов, права наследовать трон и фамилии, он отрёкся от него, узнав о его намерении поднять восстание.
(Ты мне больше не сын, ты больше не принц, ты больше никто! Ни один человек не вступит в армию такого безродного выродка, как ты!)
Так он кричал в тот вечер, брызгая в гневе слюной, будучи при этом изрядно пьяным. И слово своё сдержал, подписав на следующий же день указ о лишении своего старшего сына всех привилегий и званий. Превратив его в безродного человека, у которого теперь даже родителей не было.
Таким он и остался по сей день. Его освободили – да, но он всё ещё человек без статуса: ни дворянин, ни князь, ни лорд и даже не пастух. Просто освобождённый узник, которому так и не простили предательства.
А для этих людей, если ты не являешься представителем знати, то ты и не человек вовсе. Да теперь у их лошадей родословная длиннее, чем у него, да и слуги в кастовой цепочке стоят выше него.
И тут Альбериона впервые в жизни охватила ярость, исказившая его взор. Всё вокруг поплыло, как на свежей картине оставленной под дождём. Люди, стены, долбаные свечи – всё начало искривляться и смешиваться. Дыхание сильно участилось, а сердце забилось с такой частотой, что могло загореться. Но закалённый в боях характер помог ему собраться и вернуть своё состояние в норму, только челюсти он не смог разжать: они сомкнулись так крепко, что зубы начинали скрипеть.
(Сборище лицемерных ничтожеств! Если бы я только выиграл ту войну, вы бы все сейчас по полу ползали, говоря о том, какой я великий король!)
Он продолжал размеренно идти по начищенному до блеска мраморному полу.
(Но я проиграл, получив навек клеймо изменника! И потому вы готовы меня в грязь втоптать, лишь бы покрасоваться перед окружающими своим лицемерным благочестием!)
(Глядите, как я уел этого предателя.)
(Поделом