В открытое небо (основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери). Антонио Итурбе
дрожит, мотор «Испано-Суиза» ревет. Он планирует в молочно-белом тумане, а потом вновь натягивает железную узду и заставляет самолет влезть на крутую воздушную гору, прямо вверх, к небу. Вибрация фюзеляжа отдается в руках, а от них расползается по всему телу.
Младший лейтенант Сент-Экзюпери дрожит, опьяненный высотой, и улыбается самодовольной улыбкой безумцев – улыбкой заигравшихся, потерявших всякое ощущение риска и времени детей, что с головой ушли в мир, принадлежащий только им, ведь они сами его создали – для себя и под себя, по своим меркам.
На земле «Кодрон С. 59» не более чем громоздкая семисоткилограммовая деревянная конструкция, нашпигованная винтами и болтами, скрепленная заклепками и уголками. Когда он катится по земле – тяжеленный корпус на велосипедных колесиках, – то в полной мере являет свою патетическую хрупкость: эдакая дылда с толстым брюхом. А разбегаясь по полосе, так неуверенно покачивается на своих проволочных ножках, что любой камешек, попадись он под колесо, заставит его со страшным грохотом перекувырнуться. Но вдруг происходит чудо чудное, диво дивное: тяжеленный шкаф на колесиках отрывается от поверхности земли, поднимается над линией горизонта, потом еще выше и вдруг становится легким, ловким, даже изящным. И вот он уже смеется над теми, кто доверился его внешности – облику кашалота на мели, застывшего в ангаре.
Тони чувствует родство с самолетом. Он тоже заключен в неуклюжее тело, и это тело двигается неловко, даже как-то грубо. Под стать телу и голова – голова мечтателя и фантазера, плохо приспособленная для решения элементарных вопросов повседневности и практической жизни. То и другое превращает его в растерянного пингвина, спотыкающегося и бесполезно хлопающего крыльями на земле, вдали от моря. Но там, наверху, он совсем другой.
Он становится невесомым.
Летчик кладет штурвал влево, и самолет резко кренится на правое крыло. На лице расцветает улыбка. Сбылась мечта каждого мальчишки: игрушки оказались реальными вещами, а реальность обернулась игрой.
Он выписывает в небе восьмерки. Ему доставляет истинное наслаждение ощущать ту головокружительную вибрацию, что возносит его над серой обыденностью. Чувствовать, что оставил далеко внизу вульгарность казармы, а также офицеров со вздувшимися от постоянного крика венами на шее. Когда на тебя смотрит ни в чем не повинный человек, а ты кричишь на него – то рубишь под корень тонкое деревце. А вот он – не такой: если ему когда и случится повысить голос, то разве какой-нибудь развеселой ночкой, когда переберет бургундского или анисовки и начнет распевать песни – поначалу веселые, а под конец – печальные. Когда же он злится, то погружается в пучину молчания.
Как глупо вслух произносить,
что ведомо молчанию…
Самолет качается в воздухе, и Тони тоже качает головой, одобряя мысль Малларме. Он и сам стишки пописывает.
За спиной уже тысяча пируэтов в воздухе, но этого недостаточно. Достаточно не бывает. Жизнь для него всегда была слишком тесным костюмом. Пилот перекрывает подачу топлива, и биплан начинает терять скорость, пока не замирает вовсе. Самолет, остановившись в воздухе, уподобляется куску металла – сила земного притяжения начинает властно тянуть его вниз. Это начало конца самолета: он штопором летит вниз. Леденящее кровь пике сопровождается звучным «О-о-о!» кучки наблюдателей внизу – возгласом, который претендует быть восторженным, но звучит как-то нервно. Через несколько бесконечных секунд Тони, вцепившись в рычаги управления, выравнивает свой «Кодрон C.59» в бреющем полете, столь низком, что машина, как гребешком, прочесывает маковое поле.
Тем воскресным вечером, задумав это цирковое представление в воздухе, он воспользовался отсутствием большей части офицерского состава 34-го полка. Любимой забавой его детства, проведенного в Сен-Морисе-де-Реман, в огромном, изобиловавшем всякими закутками и закоулками замке, было не что иное, как театральные постановки, которые мальчик сочинял и разыгрывал для своих сестер и брата, выступая одновременно и драматургом, пишущим либретто, и неизменно преступающим все мыслимые границы актером, исполняющим все роли. Родным никогда не удавалось определить, что за ребенок растет у них в семье – бука или паяц. Они так и не смогли понять, который Тони настоящий: тот, кто ненастными вечерами сидит у окна, часами наблюдая за сползающими по стеклу дождевыми каплями, или тот, кто переворачивает вверх дном чердак и вдруг, выкрикивая безумные фразы, выскакивает в костюме корсара или первооткрывателя новых земель, вознамерившись развлечь сестренок и кузенов.
Да он и сам задается этим вопросом. Кто же ты? На людях – рубаха-парень в тунике, расшитой громко звенящими бубенчиками, или же молчальник и отшельник, погруженный в себя, как каждый, кто одинок? Вибрация крыла выводит его из задумчивости. Отвлекаться за штурвалом самолета не следует, но когда ты в воздухе – мысли просто летают. Он осторожно вытягивает шею, чтобы за пару секунд разглядеть кучку друзей, наблюдающих с земли за его акробатическими трюками, но замечает всего лишь булавочные головки.
Там, внизу, Шарль Саллес, Бертран де Соссин и Оливье де Вильморен… Но, выписывая в небе самые безумные пируэты, он делает это ради