Во сне и наяву. Олег Александрович Сабанов
орых он обнаруживал себя несчастным голодранцем. Практически сразу после засыпания его охватывали тоска и безысходность загнанного жизненными неурядицами человека одного с ним возраста, живущего в огромном невообразимом городе, фантастический уклад жизни которого наяву сложно было описать и даже представить. Тот, кем он становился вовсе не испытывал мучительную жажду или голод, не изнывал от палящей жары, однако ему настолько опостылело однообразное и безрадостное прозябание среди высоченных строений и самодвижущихся повозок, что Ильфар всякий раз пробуждался в ледяном поту и долго потом приходил в себя. До появления этих ночных кошмаров ничего сравнимого по глубине страдания шахиншаху испытывать не доводилось. Жизнь его протекала относительно безмятежно, но в последние дни он все яснее отдавал себе отчет, насколько легко в подлунном мире потерять приумножающую несметное богатство власть и обречь себя на подобного рода пытку, только уже в бодрствующем состоянии. Хотя ситуация в государстве вот уже много лет в целом отличалась стабильностью, теперь у Ильфара стыла в жилах кровь при вестях о самых незначительных проявлениях недовольства среди его жителей. А когда неподалеку от восточных границ страны полыхнуло восстание религиозных фанатиков под зеленым знаменем Пророка, оторопевший властитель поначалу просто потерял дар речи и только когда немного оклемался, срываясь на истеричный крик повелел своим бесстрашным военачальникам-сардарам жестоко подавить бунты. Пошатнувшееся душевное равновесие монарха все-таки удалось поправить лучшим лекарям с их целебными снадобьями, однако смутная тревога рано или поздно оказаться в шкуре снившегося горемыки из-за превратностей судьбы острым шипом засела в его сердце.
Шахиншах взял за правило не покидать свой окруженный башнями дворец, состоявший из нескольких роскошных залов и подсобных строений, куда имел доступ ограниченный круг проверенных лиц. Чтобы поддерживать бодрость духа, Ильфар каждое утро начинал с дыхательных упражнений и омовения в ароматной воде, а весь оставшийся день посвящал совершенствованию своей игры на чанге, чтению стихотворных произведений, разбору и толкованию цитат Писания, вкушению изысканных яств и неспешным беседам с особо приближенными льстецами. Вечерами властитель находил утешение в своих четырех женах, предпочитая остальным юную Ясмину – свою последнюю страсть, которая была так же нежна и прекрасна, как другие, но в отличие от них еще и мудра не по годам. Припадая к ее медовым устам, он забывал обо всем на свете, а когда после долгих пылких объятий его мужская сила истощалась, шахиншах просил грациозную словно лань Ясмину остаться с ним на ложе, желая быть убаюканным чарующим голосом своей возлюбленной.
– Чувствую твою неспокойную душу, – сказала она в один из таких вечеров, пронзая Ильфара черными очами. – Поделись, мой господин, какая печаль в силах одолеть счастливейшего из рожденных, у которого есть все то, о чем другие даже не мечтают?
У опьяненного ее ласками властителя сам собой развязался язык, и шахиншах поведал Ясмине содержание своих сновидений, вылившихся в неотступный страх испытать темную сторону жизни.
– Знала б ты, сколько султанов, эмиров, падишахов и прочих полновластных правителей были низвергнуты по злому умыслу окружения и собственной беспечности! – восклицал он, вспоминая истории дворцовых переворотов. – Я перестал доверять самым верным людям и боюсь собственной тени!
Внимательно выслушав Ильфара, она задумчиво нахмурила изломанные смоляные брови и на мгновение застыла мраморным изваянием. В наступившей тишине жалобно поскрипывали резные ставни, потревоженные ветром с океана.
– В деревушке на краю пустыни, где я родилась, давным-давно поселился загадочный старик Керуш. До сих пор никто не знает, откуда он пришел и сколько ему лет, но местные старожилы утверждают, что его внешность не изменяется со временем. Спокойный нрав и добродушие старика постепенно расположили к нему односельчан, которые все как один признали в нем мудреца и даже кудесника, чьи советы много раз помогали им в трудной ситуации, – сказала Ясмина так, будто раскрывала самую сокровенную тайну. – Попробуй, не таясь, поговорить с ним о своих терзаниях, может быть Керуш поможет и тебе. Только прошу, не причиняй ему зла, даже если он окажется бессилен даровать избавление.
Поначалу шахиншах отнесся к словам младшей жены с изрядной долей скептицизма, так как был премного наслышан о морочащих голову безграмотным простолюдинам шарлатанах. Однако из-за сильных чувств к Ясмине ее предложение никак не выходило из головы властителя, и в конце концов он приказал доставить деревенского старца во дворец в качестве своего личного гостя.
Керуш с первого взгляда произвел на Ильфара приятное впечатление. Седая приглаженная шевелюра вкупе с аккуратно подстриженной бородой обрамляли сияющим нимбом его испещренное морщинами загорелое лицо, которое несмотря на пристальный взор самого шахиншаха излучало вселенское спокойствие. Задав своему гостю несколько дежурных вопросов о самочувствии после долгой дороги и жизни в целом, властитель как бы между прочим предупредил его о казни, если содержание их последующей беседы станет кому-либо известно, не забыв уточнить, что голов в этом случае также лишаться все имевшие