Рок и Кара. Ксения Власова
л и жертв нужно, чтобы принять собственную тьму.
Никаких однозначных героев и простых решений. Только Рок и Кара.
История, которая начинается как обманчиво легкое романтическое фэнтези, однако очень быстро разрушает эту иллюзию и предстает в совершенно ином свете.
Здесь нет ничего легкого и простого. Жестокая история о решениях, которые герои вынуждены принимать, стоя на самом краю. О внутренней тьме и борьбе с ней.
Пути назад нет, только вперед, несмотря на последствия и сожаления.
Моей дочери
Окружающие часто будут говорить тебе, кто ты. Каждый раз ты должна заглядывать внутрь себя и спрашивать: кто я на самом деле?
Однажды ты перестанешь спрашивать. Твой внутренний голос окрепнет, он станет сильнее гула вокруг.
Часть I. Дебют
Глава 1
Начало шахматной партии называют дебютом. В этот момент в игре участвуют все тридцать две фигуры, поэтому эту часть партии считают самой сложной. Правильно разыгранный дебют зачастую обеспечивает игроку победу.
1487 год, 8-й месяц, королевский замок Тринадцати кланов
Отец назвал меня Карой. Я думала, потому, что родилась первенцем – девчонка вместо долгожданного сына. Наверное, это был удар для гордого отца, мечтающего продолжить славную династию воинов-королей. Именно поэтому он не брал меня на руки первые три года моей жизни ровно до того времени, пока мама не подарила ему второго ребенка – мальчика. Лишь тогда отец, получивший то, что так сильно жаждал, – сына, названного Светом, – смилостивился: меня стали замечать, трепать по голове и разрешать играть с борзыми из его охотничьей стаи. Последняя привилегия оказалась лишней – шрамы на руках от собачьих клыков тому подтверждение.
Свет так и остался единственным сыном. После него родились еще три девочки, последняя умерла при рождении и унесла с собой жизнь нашей матери. В год, когда ее не стало, мне минуло двенадцать, и я начала догадываться, что причина нелюбви отца кроется не в том, что я принадлежу к женскому роду. В конце концов, он выбрал мне страшное имя – Кара богов, в то время как сестры отделались более снисходительными – Ирония и Шутка.
Я помню, как впервые услышала перешептывания слуг – едва различимые, как шелест листвы на ветру, и леденящие, словно снег в зимних горах, зачерпнутый голой ладонью.
– Волосы-то светлые, даже брови белесые.
– Вылитая белая лисица!
– Львиного в ней кот наплакал.
– Не наша она, чужая!
– Крови, видали, как боится?
– При ней курицу зарезали, она разревелась.
– Не львица, ох, не львица она!
– Позорище!
– Не позорище. Кара.
– Правильно король ей имя дал. Уж он-то знает, чья она, эта байстрючка, но молчит.
– И будет молчать. Стыдно льву попасться в расставленный капкан. Лучше сделать вид, что и капкана никакого не было.
– Звать его Первым. Не признается он, что стал вторым.
В тот день я долго пряталась на самом дальнем поле, свернувшись клубочком среди высоких колосьев ржи. Смотрела на чистое голубое небо и звала маму. Она бы объяснила, почему я не похожа на брата и сестер, почему люди не доверяют мне и смотрят свысока.
Но мама не пришла. Она не смогла спуститься с небосвода, где уже заняла свое место в семейном созвездии Рыжего Льва.
Когда желтые колосья лизнули лучи заходящего солнца и небо окрасилось в багровый цвет заката, я встала с примятой травы и отправилась домой. Сумерки же шли по пятам, наступая на мою тень.
С тех пор я больше не плакала – все равно никто не утешит, не прижмет к теплому плечу, а раз так, то и ни к чему слезы лить. Я твердо решила с честью и достоинством пройти тот путь, что уготовили мне предки-звери, которых мы все чаще зовем богами.
Не знаю, какой именно первородный зверь мне покровительствовал, но в итоге моя жизнь сложилась лучше, чем я себе представляла, лежа в поле, укрытая от посторонних глаз золотом колосьев.
Деликатный стук в дверь прервал череду воспоминаний. Я не успела отложить в сторону вышивку, в замысловатый узор которой всматривалась, пока разум гулял по коридорам памяти, и иголка осталась наполовину воткнутой в полотно. Порог переступил брат, и я поспешила вскочить со стула.
– Мой король. – Я склонила голову.
– Еще пока не король, – поправил он и восхищенно, совсем по-мальчишески цокнул языком. – Не думал, что когда-нибудь скажу нечто подобное, но Кара, как же к лицу тебе траур!
Я неловко оправила одной рукой платье (в другой была зажата вышивка). Полностью глухой наряд открывал чужому взору лишь