Грех извне 2: Счастье в запретном. Алексей Егоров
общаться, когда не видишь лица собеседника. Когда приходится концентрировать внимание на шагах.
Эстиний пытался объяснить, что подобное отношение к Хранителю, ошибочно. Как и отношение к его слугам, к его земной собственности. Этим храмам, алтарям, книгам и чашам.
Обычный люд почитал сами эти предметы, объекты. Столичные мудрецы старались перевернуть ложь эту, выдав за истину. Мол, через объекты они почитают Его.
Жалкая попытка, как считал Эстиний. Мысль, он признался, принадлежала не ему, а предшествующим мыслителям.
– За правду они боролись. Добились лишь забвения. Труды их порой поднимаются над потрескавшейся почве. Пробиваются.
– Ой, да прекрати! – не выдержал Назгал.
От этих рассуждений голова болит.
Что ему с того, как воспринимают Хранителя. Как воспринимал он – Назгал. Собственно благодаря этому случилась великая метаморфоза. Мысль, что всякий в этой деревне способен понять истину, не дошла до Назгала. Он просто не думал о таком.
Выходит так, что Эстиний сам закрыл ворота перед своим носом. Опустил руки, смирился и просто наблюдал.
Все это уже не имеет значения, потому что Назгал достиг своих целей.
Он привел священника к дому, из которого похитил Дшину. Назгал подумал, что возможно стоило взять девицу с собой. Но она и так настрадалась. За день, пронзенный ночью, на девушку свалилось слишком много перемен. Пусть отдыхает, на израненной душе крепнет свежая корочка.
Проживи Дшина обычную жизнь, обычной крестьянки, подобных мозолей на ее душе образовались бы тысячи тысяч. Она лишится способности воспринимать истину, разум ее закроет тщета и унылость.
Вовремя удалось спасти девицу. А теперь пришел черед других.
– Где мы? – спросил Эстиний.
Тьма не выколола ему глаза окончательно. Он увидел темную полосу, рожденную плотью ограды. Увидел за ней черный бугор, подчеркнутый оранжево-красными полосами. Сквозь щели пробивался свет затухающего в печи огня. Настолько нежные лепестки света, что ужаленный тьмой глаз улавливал их.
– Это дом, – сам ответил Эстиний. – Но чей дом? Что ты задумал?
– Идем, – Назгал толкнул калитку.
На этот раз хозяин закрывал калитку, замотал веревку между зубцами, вбил засов чуть ниже груди. С засовом пришлось повозиться. Росточка не хватало, чтобы дотянуться до щеколды. В темноте лишь его глаза могли решить эту задачу.
Отворив калитку, которая не посмела скрипнуть в присутствии голого человека, Назгал втолкнул Эстиния во двор. Земля под ногами стала прочнее, босые стопы ощутили уколы каменной посыпки. Но это лучше, чем топать в грязи, вырывая проглоченные ноги из холодной жирной глины.
Совсем не похоже на мать, как называют эту поверхность крестьяне. Тот же отголосок древних верований.
– Не спи! – толкнул его в спину Назгал.
Удивительно, но ночь прекратила свое угнетающее действие на глаза священника. Он не обрел чудесную способность видеть в темноте, но уже мог ориентироваться. Не понимал, как это происходит. А ведь все просто,