Встретимся на Арбате. Наталья Литтера
сь выстроились в длинный ряд магазины сувениров и антиквариата, здесь торгуют книгами, иконами, матрешками, шкатулками, шапками-ушанками. Рестораны и кафе ждут посетителей, уличные музыканты устраивают этно- и рок-концерты, а художники зазывают на сеанс портретной графики.
Ушли в прошлое времена, когда Арбат был одной из центральных и аристократических улиц Москвы, где селились самые известные русские дворянские фамилии – Толстые, Ростопчины, Долгорукие, Шереметевы, Голицыны…
Теперь он совсем другой, но по-прежнему знаменит.
Многие стремятся сюда. Кто-то на работу, кто-то на встречу, кто-то просто прогуляться, а кто-то – найти свою судьбу.
Этот день ничем не отличался от предыдущих. Июльское солнце нещадно палило, плавя асфальт; хорошо раскупались вода и мороженое; туристы, разомлевшие от зноя, искали тень или магазин с кондиционером.
– Сейчас у нас полтора часа свободного времени, – объявила Юля, посмотрев на дисплей телефона. – Встречаемся на этом же месте ровно в пять вечера.
Группа начала расходиться, а Юля поспешила в соседнюю пиццерию. Там готовили замечательный кофе навынос.
– Привет, – помахала она знакомому парню за стойкой. – Мне, как обычно, двойной капучино с собой.
– Опять на улицу? Не желаешь посидеть тут, пока твои туристы раскупают матрешки и балалайки?
– Я бы с удовольствием, но хочу заглянуть в книжный.
– Тогда удачи!
– Спасибо.
Юля расплатилась за кофе, взяла картонный стаканчик и направилась к выходу. В дверях она столкнулась с девушкой в бейсболке и с большим термокоробом за плечами, посторонилась – пропустила ее.
Девушка вошла с прохладу пиццерии. Юля снова почувствовала полноту столичной жары.
– Ален, значит, так, – парень за стойкой деловым голосом обращался к девушке, – у нас две с беконом на Воздвиженку, три – тропическая, грибная и «Маргарита» – на Никитский бульвар.
– Хорошо. – Алена сняла бейсболку, и на лоб ей упала густая пшеничная челка. – Попить что-нибудь есть?
2
– Всего-то помощница в костюмерной, а гонора, гонора! Говорит, раз у тебя нет карьерного роста, то мы не пара. Представляешь?
Игорь слушал излияния приятеля, согласно кивал головой и расставлял по полкам недавно поступившие книги. Трехтомник Пушкина 1955 года издания, Лермонтов 1979 года, Майн Рид…
– А потом смотрю, в инстаграме с каким-то долговязым обнимается и подпись: «Ура! С дебютом в нашем Вахтанговском!» Ну, думаю, все ясно… променяла меня на этого типа. Считает, если рожа смазливая, то обязательно сделает карьеру.
Денису катастрофически не везло с девушками. Он пенял на свою внешность – невысокий, лысеющий и упитанный, мягкие щеки щеголяли одновременно модной небритостью и почти детской округлостью. Игорь же считал, что друга просто вечно тянет не к тем женщинам.
– Тебе легко, – вздыхал Денис. – Высокий, спортивный, вон пресс какой. Все посетительницы магазина – твои.
– Они мой пресс через футболку не видят, – отшучивался Игорь.
Последнее увлечение друга – девушка, которая работала помощником костюмера в Вахтанговском театре.
– Не, ну понятно, она там вращается среди всех этих актеров, звезд, режиссеров, как их там – гримеров… все дела.
– Да не расстраивайся ты. Слушай, Достоевский сюда не влезает. Может, на полку ниже?
– Нет, придется книги перекладывать. Абрам Моисеевич не любит, когда один автор в разных местах. А цену-то мы не написали!
– Точно. – Игорь запустил руку в лохматую кудрявую шевелюру. – Сейчас посмотрю.
Он направился к прилавку, а Денис начал освобождать полку для Достоевского.
Они оба работали в букинистическом магазине. Денис на постоянной основе, Игорь, как он сам считал, временно. Когда закончится это «временно», он не знал. Мама называла положение дел обтекаемо – «кризисом», что очень бесило Игоря, но он молчал. Все случилось три года назад, когда не стало отца. Ясная, понятная и распланированная на несколько лет вперед прекрасная жизнь вдруг перестала существовать. А он тогда только-только закончил институт, стоял на пороге своего интересного, головокружительного и обязательно успешного (а как же иначе?) будущего. И вдруг в одно мгновенье все разрушилось, разлетелось, стало неважным. У них всегда была семья, в том настоящем, правильном, лучшем смысле, когда субботние ужины за общим столом, обмен новостями, потом чаепитие, и мама доставала «субботний сервиз» из тонкого фарфора с бледно-голубыми и золотыми цветами, сама пекла пирог. А потом вдруг…
Семья обязательно должна держаться вместе. Они держались, как могли. Только вот жизнь изменилась. Разделилась на «до» и «после». В «после» у Игоря почему-то не нашлось места для применения диплома. Зато родилась тяга к экстриму. Прыжки с парашютом, полет на параплане, полосы препятствий. Брата все это выводило из себя, случалось, и до бешенства.
– Хоть бы о маме подумал! – переходил