Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 4. Гром победы. Олег Северюхин
давайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся.
Магомета ты потрёс!
Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли узреть,
Что свои готовы руки
В край вселенной мы простреть.
Гимн сей был написан по случаю взятия крепости Измаил войсками Александра Суворова, но сейчас под его звуки Краснознамённые дивизии орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого рвались к европейскому Измаилу – у коего в союзниках была и ранее блистательная Порта, и многие страны, на знамёнах которых сиял полумесяц. Много у них было общего и много их объединяло, взять хотя бы общую ненависть к иудеям.
Звук гимна был слышен не только в рейхсканцелярии, но и в Белом доме в Вашингтоне и в резиденции на Даунинг-стрит, десять в центре Лондона. Там прекрасно понимали, что если они опоздают к концу войны, то русская армия может просто напросто попереть их с освобождённых территорий, имея полное право на все, куда ступила нога русского солдата. И против законов войны все доводы являются совершенно неубедительными.
В середине марта меня вызвал Мюллер.
– Как дела, коллега Казен, – ехидно осведомился он.
– Все в порядке, господин группенфюрер, – ответил я.
– Как вы посмотрите на то, если мы присвоим вам очередное звание – штандартенфюрер, – спросил он, – время военное, сроки выслуги значительно сокращаются, да и дубовая веточка на ваши петлицы будет хорошим украшением.
– А нужно ли это, господин группенфюрер? – ответил я вопросом на вопрос. – Если наша победа будет зависеть от количества штандартенфюреров, то мы можем победить через неделю.
– Даа, воспитал я вас на свою голову, – протяжно сказал Мюллер, – смотрите, не вздумайте ехидничать где-то в другом месте, там я вам вряд ли смогу помочь. Вернее, неизвестно, захочу ли я вам помогать. Вы меня поняли?
Я кивнул головой.
– Вот приказ о вашем производстве, распишитесь, – и он протянул мне лист приказа о присвоении очередных званий по ведомству гестапо. – А вот за это распишитесь отдельно.
Я расписался в двух документах и взял в руки карточку, запаянную в тонкий целлулоид. Это было удостоверение на штандартенфюрера Дитриха фон Казена унд Либенхалле. Предъявитель сего удостоверения имеет право делать все во имя Рейха и на благо Рейха. Подписи Гиммлера и Бормана. Печати партийной канцелярии и канцелярии рейхсфюрера.
– Так уж и все? – усомнился я.
– Все, коллега Казен, – заверил меня Мюллер. – И в первую очередь – вы должны убраться со стариком в самое безопасное место. Куда, решите сами. Никаких командировочных документов, приказов об убытии, снятия с довольствия и прочей строевой чепухи. Вся документация попадёт в руки англичан или русских, и сразу начнутся поиски вас и вашего объекта. Это нам не нужно. Будете действовать на свой страх и риск. Мы не потерпим поражения в войне. Будет временная неудача. Война начнётся тогда, когда Кейтель поставит свою подпись под актом о безоговорочной капитуляции. Мы ещё покажем всему миру, кто победил на самом деле. Вы должны создавать финансовую сеть по всему миру. Высшим пилотажем будет такая система, когда запущенная в одной из стран мира некая сумма вдруг потеряется в процессе перечисления с одного счета на другой. Но она не потеряется, просто она возникнет на одном из счетов, которым будет владеть член нашей организации. Вы меня понимаете. По вашей заявке курьер доставит вам необходимую сумму в любую точку мира. Вот для этого и нужен вам этот документ. И не бойтесь применять силу там, где не помогают уговоры и хорошее отношение. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер, – ответил я и вышел из кабинета.
Практически я был запущен в свободное плавание.
Дед Сашка жил на вилле и занимался разбором трав, которые ему присылали со всей Германии и тех стран, где авторитет фюрера германской нации был ещё высок или, если не высок, то там стоял сапог немецкого солдата. Я стоял и смотрел на моего уже старого друга, который был занят своим делом и для него то, что творилось на улице, являлось лишь элементом, отвлекающим его от основных занятий.
Так, вероятно, и Архимед Сиракузский рукой отодвинул римского воина, который загородил ему солнце. Так и дед Сашка совершенно не обращал на меня внимания и не слышал, как я вошёл в его комнату, напоминающую то ли мастерскую, то ли лабораторию. Дед любил заниматься всем, переключался с одного дела на другое с неимоверной быстротой и никогда не чувствовал, что такое скука или безделье.
Я стоял и думал над своей судьбой. До определённого момента я был гражданином Великого государства – Российской империи. Потом Российской империи не стало. На её месте появилась Советская империя, но в ней мне не нашлось места.
Это как в уравнении, поменяли знаки, положительные стали отрицательными, отрицательные – положительными. Два каторжника стали положительными, два положительных обывателя так и остались положительными.