Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает. Эдуард Нордман
9 дней и ночей) воевал в глубоком тылу врага, находясь в рядах пинских партизан. В первые сутки войны девятнадцатилетний юноша получил винтовку, 90 патронов, гранату. 28 июня состоялось боевое крещение отряда. В этом бою прозвучал первый партизанский выстрел в Великую Отечественную войну.
Он часто попадал в безвыходные, казалось бы, ситуации, но всегда уходил от смерти. В 1941-м о нем ходили легенды на Полесье. На его боевом счету – бронепоезд и 9 эшелонов, пущенных под откос, десятки боев и дерзких операций, в которых он был на переднем крае. Разведчик в обозе не отсиживался.
8 июля 1941 года был создан Пинский подпольный обком комсомола (впервые в Великую Отечественную войну). В течение трех лет Э.Б. Нордман сначала был заместителем секретаря, потом секретарем и членом обкома. Одновременно он возглавлял Пинский подпольный горком комсомола. Это был героизм повседневный. О нем в 1942 году писал К.Т. Мазуров из тыла врага: «Нордман – геройский парень. Прославился здесь в 41-м. Однажды надел немецкую форму, подобрал «полицейских» из партизан и в роли «коменданта» разоружил несколько гарнизонов».
Совесть автора всегда была чиста. Не кланялся пулям в войну, не прогибался после войны, никому не кланяется сегодня. Может, сознание правоты, чувство исполненного долга и позволяли ему говорить правду в лицо товарищам – будь то член Политбюро ЦК КПСС или рядовой сотрудник.
Прямота и честность вызывали уважение у одних, озлобление и ненависть у других. Правда, первых было значительно больше.
Партизанская жизнь не воспитывала чинопочитания. Почитание мужества – да. Но не лизоблюдства.
Автор пишет только о том, что лично видел и слышал, вымысла не допускает.
Это о нем в «Российской газете» за 28 июня 2001 г. написала журналистка Я. Юферова: «Один из самых заслуженных белорусов в Москве и авторитетных москвичей в Белоруссии причастен к такому количеству событий, что надо торопиться слушать и слышать эту живую легенду».
Я.Я. Алексейчик.
ЮРИЙ АНДРОПОВ
19 мая 1967 года председателем Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР был назначен Юрий Владимирович Андропов. Об этом я услышал утром по радио «Свобода». Пришел на «водопой» к колоннаде в Карловых Варах, где встретил группу генералов из центрального аппарата КГБ. Тогда на этом курорте передачи советского телевидения не принимались, газеты из Союза приходили с опозданием на сутки, потому мое сообщение для них было полной неожиданностью. Первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Н.С. Захаров даже изменился в лице:
– Откуда ты взял такую информацию? Что ты мелешь?
– Николай Степанович! Мне товарищи подтвердили, что они то же самое слышали по московскому радио. Семичастного освободили, Андропова назначили.
Генералы быстренько ушли в свой санаторий звонить в Прагу и в Москву. В обеденный «водопой» высокие московские чины из Комитета уже скупо комментировали это назначение. Н.С. Захаров сразу же улетел в Москву. Мы же – работники рангом пониже – продолжали спокойно лечиться и отдыхать. Нас это сообщение не взволновало.
* * *
Летом того же 1967 года в КГБ СССР готовился к рассмотрению на коллегии вопрос о введении личных лицевых счетов для каждого оперативного работника. Мне тогда поручили возглавить рабочую группу по подготовке соответствующих материалов.
Изучили историю вопроса, начиная с 1918 года. Оказалось, что дело это в системе госбезопасности отнюдь не новое. Просматривая документы 20–30-х годов, мы уловили удивительную закономерность. За введением в 1934 году лицевых счетов в НКВД последовали репрессии 1936–1938 годов. Среди других причин сработал и «стимул личной заинтересованности».
Появились желающие состряпать побольше дел, найти побольше «врагов» и тем отличиться на службе. Чем больше дел завел, чем больше людей арестовал, тем больше поощрений, наград и прочих благ. Были ведь и в органах прожженные карьеристы, интриганы, просто подлецы. Возможно, не так уж много, но были.
Так зачем заново создавать ситуацию 30-х годов, думалось мне тогда. Ведь в свое время, работая в Белоруссии, я рассматривал тысячи дел по реабилитации осужденных в 1937—1938 годах. И начитался там такого, что сорок лет забыть не могу…
Я в то время не знал, что идею о личных лицевых счетах оперативных работников подали Андропову генералы Цинев, Титов и Горбатенко. Уже потом мне В.А. Крючков показал их записку с резолюцией Юрия Владимировича: «Подготовить вопрос на коллегию».
В августе 1967 года меня вызвали на третий этаж Лубянки, где был кабинет председателя. Дежурный секретарь подполковник Юрий Сергеевич Плеханов (впоследствии генерал-лейтенант) записал мое сообщение и пошел докладывать Андропову. Меня попросил не уходить, вдруг понадобятся какие-либо уточнения. Из кабинета председателя он вышел довольно быстро, поскольку Андропов сказал: «А чего это он докладывает через «переводчика», пусть заходит сам».
Зашел. Доложился:
– Нордман, заместитель начальника службы № 1 Второго главного управления.
Извинился,