Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая. Анатолий Хлопецкий
неслышным движением поднял камешек и кинул вперед, обозначая звуком его падения там, далеко, свое присутствие. Соглядатай купился: шумно дыша, протопал мимо.
Неимоверным усилием воли Василий остановил себя, чтобы не кинуться за ним. Между тем фигурка там, вдалеке, остановилась, потопталась и все же ринулась дальше. Василий перевел дух и быстрым, но не торопливым шагом порядочного человека вернулся и продолжил свой путь, пока не затерялся среди прохожих освещенной и многолюдной улицы.
Все еще обдумывая происшедшее, он вошел в вестибюль гостиницы и уже направился к лестнице, когда его остановил портье:
– Господин Ощепков, вас тут дожидаются. Дама…
Нет, решительно сегодняшний день предполагал и закончиться так же, как начался: сюрпризом. Он, не скрывая изумления, обернулся. Портье был прав: эту женщину действительно хотелось назвать дамой – стройная, в черном, может быть, траурном, платье; на маленькой шляпке приколота вуалетка, наполовину скрывающая лицо. Чуть привядший рот не накрашен и как-то горестно сжат. Она заговорила дрогнувшим голосом:
– Господин Ощепков, я понимаю: это не совсем прилично – в такой час, здесь… И мы незнакомы… Но я в безвыходном положении.
Василий смешался: его опыт общения с дамами был, в общем, никаким. Разговаривать с нею здесь? Пригласить в номер? На помощь пришел портье:
– Не угодно ли пройти в гостиную? Я предлагал…
Николай Васильевич Мурашов так записал в своем позднем дневнике об этой встрече:
– Помню, однажды мать вернулась домой поздним вечером, усталая, бледная, но возбужденная. Я еще не спал, дожидаясь ее, и она присела на краешек моей постели. От ее платья пахло туманом и чуть уловимым запахом ее прежних духов. Сейчас я понимаю, что собеседником я был неважным – я даже не все понял тогда из того, что теперь помню. Но ей надо было выговориться.
– Ты знаешь, Николенька, – сказала она, всматриваясь в меня блестящими глазами, – мне, кажется, удалось найти работу! Ах, нет-нет, только бы не сглазить! Ты понимаешь, он ничего не обещал – только разузнать. И какой деликатный – заметил, что я вот-вот расплачусь, и перестал смотреть на меня. И даже не пригласил меня поужинать – ты знаешь, я так этого боялась! Теперь все устроится, вот увидишь. И мы больше не будем голодать и сразу отдадим долги квартирной хозяйке. А может быть, и найдем комнату получше – здесь, на первом этаже, такая сырость… Меня и сейчас бьет озноб.
Она, по обыкновению, размечталась и все строила планы, не замечая, что я уже почти сплю.
Но уже наутро стало ясно, что всем ее планам не суждено сбыться: видимо, промокнув и озябнув прошлым вечером, она простудилась и занемогла, недаром так блестели ее глаза – уже начиналась горячка. Она слегла и болела тяжело и долго.
Так распорядилась на то время судьба событиями жизни моих героев, и они не знали, перекрестятся ли когда-нибудь еще их жизненные пути. А ведь не случись этой болезни – совсем по-другому могла бы сложиться жизнь и матери, и сына.
Нельзя