Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая. Анатолий Хлопецкий
нечего почерпнуть у иностранца, допущенного всего лишь прикоснуться к великой сокровищнице знаний Кодокана. Но, разумеется, я буду только рад возможности самому научиться чему-нибудь у благородных самураев.
С этих пор Василий получил еще немного свободного времени для тренировок – что и говорить, работа подчас не давала лишний раз заглянуть в спортивный зал. Теперь заниматься борьбой можно было вполне официально, в рамках службы.
Новое назначение, а также предложение участвовать в тренировках офицеров штаба японской армии открывали немалые возможности, но, выслушав возбужденный рассказ Василия, Петр Иванович решительно охладил его пыл:
– Никаких штучек на манер шпионских романов – кражи документов, попыток проникнуть в сейфы для секретных бумаг, провоцирующих вопросов – особенно на первых порах. Конечно, нам с вами, может быть, удастся узнать немало ценного, но самым ценным для нас является само ваше пребывание в управлении, и рисковать этим нельзя – разве уж в самом срочном безвыходном случае. А вот прислушаться в приватной обстановке к разговорам господ самураев не помешает. Тут из каждой мелочи можно извлечь что-нибудь полезное.
Недоверчиво отнесся Кузнецов и к появлению неизвестной вдовы нотариуса:
– Я понимаю ваше желание помочь несчастной женщине, но не разумнее ли вначале навести справки, кто она на самом деле и нет ли кого-нибудь, кому выгодно внедрить ее в японское военное учреждение. А то, глядишь, она засыплется, выполняя свою неизвестную нам миссию, а рекомендовал-то кто? Вы…
Василий несогласно покачал головой: слишком уж быстро поворачивала жизнь – словно норовистая речка со своими мелями, перекатами и порогами. А коли так, какой смысл выжидать – сегодня японцы здесь и он служит в их управлении, а завтра… Кто его знает, что будет завтра. Жить надо здесь и сейчас, сегодня, используя преимущества своего положения. А что касается вдовы нотариуса…
Что касается вдовы нотариуса, то в условленный день и час она не появилась, так и оставив после себя смутное воспоминание о запахе ее духов, неразрешенные вопросы и неясные, но не оправдавшиеся подозрения.
Впрочем, неразрешенных вопросов и неясных подозрений хватало и без нее. Кем, например, был послан непрошеный провожатый, который вел его от фотографии в тот вечер его встречи с Петром Ивановичем Кузнецовым? И почему он дожидался Василия именно у фотографии? Или незаметно провожал его туда от самой гостиницы? Кто это проявил такую «заботу» – японцы после случая с документом? Или все же подпольщики, вопреки заверениям владельца фотографии? Или Меньшов остался недоволен последней встречей и натравил на строптивого агента свое начальство?
Ответа не было, но и инцидент не повторялся, хотя Василий, следуя советам фотографа, – судя по всему, опытного конспиратора, – проверялся при первой возможности, неожиданно поворачивая с избранного пути или приостанавливаясь у нарядных зеркальных витрин. «Хвоста» вроде бы не было, и по-прежнему