Последние бои дивизии «Нордланд». Шведский панцергренадер на Восточном фронте. 1944—1945. Викинг Йерк

      Мы сидели в укрытии вокруг грубо сколоченного стола, играли в карты и слушали новогодние поздравления по радио от представителей командований различных родов войск. Можно было настроить приемник и на рождественские мелодии. Мы, как могли, украсили наш бункер, готовясь к встрече Рождества. Здесь была рождественская елка, благоухавшая свежей хвоей, наряженная мишурой и разными мелкими безделушками, которые мы получили недавно в посылках полевой почты. В канун Нового года здесь царила почти домашняя обстановка, насколько это вообще было возможно во временном подземном убежище. Грубые обветренные и обмороженные руки солдат осторожно и бережно, почти с молитвенной торжественностью трогали этот доставшийся нам один на всех рождественский подарок. Мы все еще так любили эти дни между Рождеством и Новым годом.

      На плите стояло несколько консервных банок с дымящимся глоггом, нашим северным вариантом английского напитка из вина, куда добавлялись пряности. Время от времени каждый из солдат делал глоток из одной из предварительно тщательно вымытых банок. Мы наслаждались тем, что можно было выкурить несколько сигарет, заботливо выделенных нам на Рождество. Кроме сигарет, в рождественских посылках были сладости и печенье. Время от времени по грубой поверхности стола хлопали игральные карты. Тихие звуки мелодий по радио лишь изредка прерывались специфическими комментариями игроков или громким храпом одного из наших товарищей, сменившихся в карауле и теперь забывшихся прямо на полу тяжелым сном солдата-фронтовика.

      Тут раздался зуммер вызова полевого телефона. Звонил командир роты. Он хотел переговорить со мной относительно запланированной на следующий день корректировки огня. Огонь наших минометов нужно было перенацелить на новые объекты на позициях противника. Командир приказал мне выдвинуться на ближайшую к противнику передовую позицию, которая располагалась за поселком, и попытаться рассмотреть на местности участок, куда утром будет направлен огонь моих минометов.

      Мои карты забрал себе один из товарищей. Я надел зимний маскировочный костюм, захватил подсумок с магазинами для автомата и водрузил на голову выкрашенный белой краской стальной шлем. Перед выходом сделал добрый глоток глогга из своей банки на плите и в последний раз бросил взгляд вокруг. Блиндаж вдруг показался мне таким теплым, уютным и комфортным, даже с его утоптанным земляным полом. На частично обшитых деревом черно-коричневых стенах пляшущие огоньки рождественских свечей причудливо отражали расплывчатые тени солдат, рассевшихся вокруг радио. С верным пистолетом-пулеметом МП-40 под мышкой я кивнул своим товарищам за столом, толкнул ногой окрашенную морозом в белый цвет дверь и вышел в ночь.

      Из-за серебряных контуров облаков появилась луна, свет которой покрыл все вокруг ослепительным ярким светом. В искрящейся белизне холодного мерцающего снега очертания всех предметов становились необычно резкими и острыми. Посеченные пулями и снарядными осколками деревья с расщепленными стволами и обрубленными ветками напоминали мне гротескные фигуры из сказок о домовых и других чудищах.

      Поселок или небольшой городок, точнее, то, что от него осталось, выглядел еще более похожим на призрак, чем обычно. Покрытые снегом каменные или кирпичные развалины ничем не напоминали бывшие здесь когда-то улицы и дома. То тут, то там торчали лишь почерневшие от пожаров печные трубы, с которыми ничего не смог сделать даже огонь русской артиллерии и минометов. На укутанных снегом улицах вымершего поселка посреди развалин чернели беспорядочно разбросанные кратеры воронок. Это были следы дневного обстрела русской артиллерии. Артиллерийские снаряды пропахивали на земле борозды, но в местах попаданий мин, выпущенных из тяжелых 120-мм минометов, оставались большие круглые ямы; на снегу вокруг таких воронок лежали крупные комья черной земли.

      В руинах, как казалось, не было никаких следов жизни. Но если бы последовал сигнал тревоги, предупреждающий об атаке противника, там сразу же выросли бы целые толпы их «обитателей»: под землей, в подвалах, в развалинах домов, – солдаты были повсюду. Они пребывали в постоянной готовности занять свои места в траншеях, чтобы встретить большевиков убийственным огнем.

      Таким был канун Нового, 1945 г. в Бункасе, нашем небольшом «гнездышке» в Курляндии, которое в своих руинах давало нам защиту от смерти, неминуемо грозившей каждому на открытых пространствах этой широкой равнины. Поэтому в нашей обороне этот участок получил обозначение Hauptkampflinie, или Главного оборонительного рубежа, всего Курляндского плацдарма. Отрезанные от любых коммуникаций с основной территорией Германии, мы стояли здесь наготове попытаться остановить яростное нашествие с Востока, из Азии[2].

      После более трех лет борьбы на Востоке