Мои воспоминания. Под властью трех царей. Елизавета Нарышкина
постоянно из одного места в другое. Кроме того, была музыка, и велись умные разговоры, к которым я прислушивалась с наслаждением. Довольно часто великая княгиня Екатерина Михайловна брала меня с собой, для обратной езды в «Китай». Тут началось мое сближение с этой высокой душой, которое никогда не прерывалось.
Меня решили не представлять еще официально ко двору во время коронации. Конечно, мне было жаль, тем более что мои ровесницы дебютировали в это время, и я не могла не сознавать, что по моему развитию я заслуживала того, чтобы меня не считали уже ребенком, но я так привыкла к дисциплине, что не смела роптать даже мысленно. Одной из причин этого решения была та, что по состоянию здоровья великой княгини Екатерины Михайловны неизвестно было еще, поедет ли она в Москву или нет? Если бы нашли эту поездку для нее опасной, то мамá осталась бы при ней, и эта перемена отразилась бы также и на моей судьбе. Вообще, мы были дрессированы в безусловном повиновении. Приведу один пример. Однажды за завтраком один из наших кавалеров, зная мою страсть к верховой езде, предложил мне свою лошадь. С разрешения мамá я с радостью приняла его предложение, и Элен Штрандман стала давать мне советы, как лучше, скорее и дешевле устроить мой верховой костюм. Я была в восторге от мысли, что мне предстоит это любимое мое удовольствие, и, придя в мою комнату после завтрака, я ходила взад и вперед, обдумывая с восхищением, как привести его к скорейшему исполнению. Надо сказать, что в Ораниенбауме к нам не ездили учителя, но расписание уроков существовало: в 2 часа (мы завтракали в 1 час) я должна была заниматься английским языком. Было 10 минут третьего. Дверь отворилась. Вошла мамá. Я остановилась посреди моего шагания. Мамá спросила: «Que faites-vous?»309 Я отвечала, смущенная: «Je pense à mon amazone»310. Мамá заметила: «Vous devriez faire votre Anglais»311, – и прибавила, уходя: «Je suis surprise de vous voir vous affranchir si facilement d’une obligation imposée par le devoir»312. Я вздохнула, отогнала до поры до времени мысль об амазонке и верховой езде туда, где покоились все прочие мечты, ожидавшие свободы, а пока запертые на замок, и засела за анализ одной главы из Мильтона.
В Москву мы все-таки поехали. Для великой княгини был предоставлен от большого двора роскошный дом Самарина на Тверской313. Мамá помещалась там же, а мы обе с Goussette были приглашены Марией Сергеевной Бутурлиной в ее дом на Знаменке314. Я в первый раз была в Москве, в этом сердце России, среди всех исторических воспоминаний, столь дорогих каждому русскому сердцу. Мы ездили смотреть все достопримечательности и восхищались ими. Из моих подруг только Орловы-Давыдовы не выезжали, но я постоянно сообщалась с придворным и местным обществом, так как вся Москва приезжала к моей матери, и меня всегда звали во время визита дам с их дебютирующими дочерьми. И всегда тот же вопрос: почему я не выезжаю? Даже раз, когда я сопровождала великую княгиню Екатерину Михайловну и она представила меня Императрице Александре Федоровне, Государыня в очень ласковом обращении со мной сказала, между прочим: «Mais c’est une tyrannie de vous garder à la maison!»315 Эту tyrannie
«Что вы делаете?» (
«Я думаю о своей амазонке» (
«Вы должны заниматься английским» (
«Я удивлена, видя, как легко вы освобождаетесь от возложенной на вас обязанности» (
Дом на углу Тверской улицы и Газетного переулка был приобретен Ф.Д. Самариным в 1826 г.
Дом М.С. Бутурлиной находился на углу Знаменки и Старо-Ваганьковского переулка; ныне ул. Знаменка, 12/2.
«Но это тирания – держать вас дома» (