Наказание страстью. Лана Ричи
сел за стол и махнул мне рукой на кресло для посетителей.
– О чем ты хотела поговорить?
Я не сразу смогла собраться с мыслями. Еще только собираясь в клуб, я тщательно подготовилась, едва ли не отрепетировала все, что хотела ему сказать. Но сейчас почему-то просто не могла найти слов. Все мысли вылетели из головы, кроме одной. Почему, ну почему этот сногсшибательный мужчина должен быть моим врагом?
– Кэлвин, ты… Так изменился.
Он усмехнулся:
– Да? А вот ты осталась прежней… Но давай все-таки к делу. Мое время дорого стоит.
Я почувствовала себя так, словно мне закатили пощечину. Зато мысли сразу прояснились. Я выпрямилась в кресле:
– Хорошо, к делу так к делу. Скажи, зачем ты пытаешься разорить мою семью? Я же помню, как дружила с тобой все детство…
Кэлвин снова усмехнулся, но отрицать очевидное не стал:
– У меня есть на это причины.
Он встал с кресла и подошел к стеклянной стене, за которой шумела вечеринка. Там наверняка гремела музыка, бурлило веселье. Здесь были только я и он. Мое отчаяние и его непонятная злость. Кэлвин повернулся ко мне, и я увидела, что его лицо искажено злостью:
– Не нужно давить на жалость. Вспоминать дружбу, детство. Не поможет!
От того бешенства, что звучало в его словах, я даже вздрогнула. Но Кэлвин тут же взял себя в руки:
– Впрочем, у тебя есть другой шанс остановить все это. Я еще могу передумать пустить вас по миру. Все в твоих руках.
Я сглотнула:
– И что же ты хочешь за то, чтобы оставить нас с отцом в покое?
– Тебя.
Так просто, в лоб, без обиняков. Я просто не верила своим ушам:
– То есть, ты хочешь, чтобы я переспала с тобой?!
Он засмеялся:
– Нет, Маргарет… Какой-то жалкий перетрах – это несерьезно. Я хочу не просто твое тело и не только на одну ночь. Я хочу всю тебя… Скажем, на месяц.
– Что ты имеешь в виду?
Он снова подошел ко мне вплотную. Машинально я встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Тщетно: он и сейчас возвышался надо мной, как скала:
– Ты будешь моей рабыней. Будешь исполнять все мои желания, все прихоти.
Если он хотел унизить меня – у него это прекрасно получилось. Одна мысль о том, чтобы прислуживать сыну того, кто работал на моего отца, приводила меня в ярость. Но я заставила себя сдержаться. Проговорила как можно спокойнее:
– И какие же это прихоти?
Он схватил меня в охапку и подтащил к стеклянной стене. Я даже не замечала, что в ней есть дверь, пока Кэлвин не открыл ее. Он вытолкнул меня на крохотный балкончик, возвышавшийся над танцполом. Внизу бурлило человеческое море, а я… Я была слишком перепугана, слишком оглушена хлынувшей на меня музыке, чтобы сопротивляться.
Теперь нас не защищало непроницаемое для взгляда из зала стекло. Я была как на ладони, и мне казалось, что сразу десятки глаз устремились к нам. Точнее, ко мне: Кэлвин оставался сзади. Смущение