Ставка в чужой игре. Мэтью Квирк
рварде. После окончания университета он пять лет провел в издании «The Atlantic», где писал о преступлениях, частных военных подрядчиках, торговцах опиумом, террористах и международных преступных группировках. Живет в Вашингтоне, округ Колумбия. На сегодняшний день автор двух романов, первый из которых, «500», завоевал широкое читательское признание.
Напряжение усиливается от страницы к странице, ведь автор описывает игру в кошки-мышки по очень высоким ставкам.
Вкупе с напряженным сюжетом увлекательная инструкция к тому, как вскрывать замки и обманывать доверчивых обывателей. Блестяще!
Прекрасно продуманный роман, который повествует о том, как большая политика в борьбе за власть подменяет белое на черное и в результате все становится серым. Подлинный хит сезона!
Действие не отпускает ни на секунду, заставляя лихорадочно переворачивать страницы.
А вот и полиция. Я ощущал, как чешуйками подсыхает чужая кровь, стягивая мне кожу. Для всего мира я стал преступником. Кому, как не мне, было более чем понятно, что остается лишь поднять руки и сдаться, доверив жизнь закону, который я поклялся защищать. Тому самому закону, разрушившему мою семью.
Или же отдаться в руки убийц? Они ждали рядом, в черной машине, и это мой единственный шанс бежать. Распахнулась задняя дверца. Я был невиновен, но достаточно повидал в жизни, чтобы знать твердо – правда не имеет значения.
Из салона протянулась рука.
Мой единственный шанс выбраться – увязнуть еще глубже.
И я сел в машину.
Глава 1
За четыре дня до этого
Никогда не делай ставки в чужой игре. Это нехитрое правило мной усвоено от отца. Тогда какого черта я тащусь сейчас по переулку Манхэттена, ощупывая в кармане двенадцать сотен долларов, к шайке уличного жулья, что облапошивает в «три листика» лохов? Причем вид у парней такой, будто они решили не пырять сегодня ножом прохожих, а всего лишь перекинуться в картишки.
Понятия не имею. Хотя, размышляя здраво, поведение мое явно связано с теми восьмью часами, которые я провел за разглядыванием фарфоровых сервизов, стиснутый с боков моей невестой Энни и ее бабушкой.
В «Бергдорф Гудмен»[1] есть лавка под названием «Обручальный салон», где продавец в костюме-тройке и целое стадо холеных дамочек устраивают для вас парад всяческих роскошных предметов до тех пор, пока цена в полторы тысячи долларов за графин не начнет казаться приемлемой и разумной.
Бабушка Энни по имени Ванесса взяла на себя предсвадебные хлопоты, поскольку мать Энни скончалась много лет назад. Продавец, говоривший с аргентинским акцентом, продемонстрировал нам все мыслимые варианты блюд, ножей, вилок, тарелок, чайных чашек и всевозможных чаш.
Энни не очень-то заботит материальная сторона жизни – ей никогда не приходилось о ней думать, – но я видел, что бабуля обрабатывала ее на тему весомости фамилии Кларков и семейных ожиданий.
Четвертый час перешел в пятый. Это была наша вторая остановка за день.
– Майк? – спросила Энни.
Дамы уставились на меня. Стоявшие позади них продавец и его гарем нахмурились, точно жюри присяжных. Я завис.
– Ты меня слышишь? – спросила Ванесса. – Чашки обычные или на ножках?
– А-а… Меня устроит что-нибудь простое.
– Разумеется. – Ванесса растянула губы в улыбке. – Тебе не кажется, что эти чуть более… утонченные, а эти – чуть более… элегантные?
Энни взглянула на меня. Я был готов на все, лишь бы сделать ее счастливой, но уже начал выдыхаться после четырех дней, проведенных в Нью-Йорке в режиме белки в колесе, когда меня таскали из одной лавки с безумными ценами в другую.
– Совершенно верно, – буркнул я.
Энни встревожилась, Ванесса рассердилась.
– Так какие? – осведомилась бабушка. – Это был вопрос.
Пару лет назад отец Энни спустил на меня немецких овчарок, чтобы те меня растерзали, но по сравнению с Ванессой он все больше и больше казался мне симпатягой.
Энни перевела взгляд с бабушки на меня.
– Майк?
Аргентинец теребил цепочку часов. Ванесса натянула салфетку (шестьсот нитей на дюйм,[2] между прочим) туго, как удавку. Глаза у меня пересохли от бесконечного разглядывания вещей и безжалостного магазинного света, и когда я опустил веки, мне показалось, что они царапают глазные яблоки.
Желание выйти из себя – например, смахнуть всю эту дребедень со стола – все более обрастало плотью, но вряд ли это было лучшим решением.
Я встал и прищелкнул языком:
– Прошу прощения. Мне нужно отлучиться. Я обещал до конца рабочего дня позвонить бухгалтеру.
Ложь, конечно, но зато действенная. Если в семействе Энни что-то и считалось священным, так это деньги.
Универмаг, торгующий предметами роскоши на Пятой авеню в Нью-Йорке. –
Единица измерения плотности ткани (плетения нити). Чем выше это число, тем тоньше нити и выше качество и долговечность ткани.