Истукан. Евгений Рудашевский
Неказистая шкатулка заинтересовала антиквара больше, чем лежавшие в ней драгоценности. Он провёл пальцем по шероховатому торцу, осмотрел узоры лакированной крышки, будто мог с ходу прочитать их историю, и чуть приметно кивнул собственным мыслям. Настя рассеянно проследила за его движениями. Посетителей в новоарбатской «Изиде» собралось немного: две женщины возле застеклённого шкафа с механическими куклами да мужчина возле коллекции портсигаров, – и антиквара никто не поторапливал.
– У вас есть заключение геммолога? – спросил он и тут же добавил: – Садитесь.
– Геммолога? – Настя растерянно взглянула на предложенный ей стул. – Не знаю… Нет, наверное.
– Значит, нет.
– Это плохо?
– Обычно к нам приходят с заключением.
– А что… Зачем оно? У меня есть завещание, и в нём упомянуты драгоценности, если вы об этом.
– Нет. – Антиквар качнул головой и вновь сосредоточился на шкатулке.
Шустов. Так он представился. Ему было лет тридцать. Каштановые волосы расчёсаны и смазаны матовым воском. Скулы и подбородок – выраженные, нос – чистый и прямой. У Насти было достаточно времени рассмотреть гладко выбритое лицо антиквара, его крепкую шею и чёрную, застёгнутую на все пуговицы рубашку. Обручального кольца нет.
Настя продолжала стоять. Между тем молчание Шустова затягивалось. Пора бы обратить внимание на старинные серьги, брошки и кулоны! Да хоть на браслет с золотыми вензелями, с серпом и молотом на пробе – бабушка им особенно дорожила.
– Откуда она? – Антиквар отложил шкатулку.
– Я же говорю, у меня умерла бабушка, и…
– Откуда она у вашей бабушки?
– От дедушки. А он привёз из Хургады. Это в Египте. На берегу… Ну, вы, наверное, знаете.
– Знаю, – мягко ответил Шустов.
Насте нравились его зелёные, с коричневыми крапинками глаза. Их взгляд успокаивал и мог бы очаровать в каминном полумраке ресторана. «Обручальное кольцо хорошо бы смотрелось на его руке». Мысль неуместная, как и стоявшая на столе антиквара искусственная ёлочка с броскими игрушками и разноцветно-праздничной надписью «2001». С Нового года прошло два месяца. Настя не удивилась бы, узнав, что ёлочка простоит здесь до лета.
– Мой дедушка… Он был моряком.
Настя, вздохнув, опустилась на стул. Быстро избавиться от драгоценностей не получилось.
– Служил механиком на тральщике. Где-то в семидесятых попал в Хургаду.
Дедушка часто рассказывал эту историю – всякий раз, как семье удавалось собраться у него в Малаховке. Её детали менялись от будничных до нелепо фантастических, но общие черты оставались неизменными. После очередной арабо-израильской войны требовалось разминировать Суэцкий канал, и Египет запросил помощь у советских кораблей. Им выделили пролив Губаль, где и оказался Давид Альтенберг, Настин дедушка. О поиске и подрыве мин Давид Соломонович вспоминал редко, предпочитал описывать сорокаградусную жару, песчаные бури и беспокойный рейд Хургады. Поставки продуктов и воды были ограничены, моряки выкручивались самостоятельно.
– И мылись они по команде. – Настя скользнула взглядом по стеллажу с потемневшими иконами. – Дедушка сравнивал поход в баню с торпедной атакой. Залетел – вылетел. Ну, вы понимаете, экономили воду.
– Понимаю.
– Простите, я зря всё это говорю…
Шустов не стал её разубеждать, и Настя поторопилась закончить:
– В Хургаде после войны… Там была нищета, голод. Дедушка по городу толком не ходил, но с местными рыбаками сталкивался. Ну они и менялись чем могли. За бинты или тушёнку давали морякам украшения, старинные книги… А дедушка вот получил шкатулку. Чья-нибудь семейная реликвия.
– Что-нибудь ещё? – спросил Шустов.
– Ещё дедушка говорил, что в Суэцком канале приходилось поднимать затонувшие корабли, они…
– О шкатулке.
– Нет, о шкатулке больше ничего.
Шустов, явно разочарованный ответом, наконец удосужился взглянуть на бабушкины драгоценности.
В тишине антикварного магазина было слышно, как гудят люминесцентные лампы низкого потолка, как шепчутся женщины, перекочевавшие от механических кукол к фарфоровым статуэткам. Настя различила новостной голос радио, доносившийся из-за стены. Ведущий сообщал о предстоявшем затоплении орбитальной станции «Мир» и американском чартерном рейсе, пассажиры которого смогут вживую наблюдать за падением космических обломков.
– Это искусственный александрит. – Настя оживилась, увидев в руках Шустова одну из бабушкиных серёжек. – А это… не знаю.
– Топаз. – Шустов осмотрел увесистую брошь. – Или дымчатый кварц. Оправа золотая. Пятьсот восемьдесят третья проба.
– Хорошо, – кивнула Настя.
В магазине приятно пахло полиролью и старым деревом, но драгоценности вызывали в памяти удушающе приторный запах бабушкиных духов. Бабушка умерла осенью. Настя не общалась