Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова
в темном и бесформенном куле Федя Величковский узнал Кузину Бетси. Она тащила громадный ком черного крепа.
– Здравствуйте, – сказал он радостно, как будто встретил близкого человека. – Как вы поживаете? Должно быть, прекрасно!
В отдалении хлопнула дверь – красавицы исчезли.
– Давайте я вам помогу!
– Спасибо, я сама!..
Но он уже перехватил ком, оказавшийся не таким уж огромным.
– Это на сцену надо отнести, – сказала кузина растерянно. – Зал готовят… к прощанию.
– Ужасные события, ужасные! – сообщил Федя из-за крепа. – Весь театр подавлен и опустошен. – Он подумал, что бы еще сказать такого, и добавил: – Одно дело играть трагедии, и совершенно другое – участвовать в них. Как вас зовут, Кузина Бетси? В прошлый раз вы не представились!
– Василиса.
– Прекрасно, – оценил Федя. – Вы тоже опустошены и раздавлены?
Она посмотрела на него, и он вспомнил, как подумал: совсем глупенькая!..
– Мне очень жалко наш театр, – вдруг сказала Кузина Бетси. – Все было так хорошо, и вдруг!.. Что теперь будет?..
– Вы имеете в виду неожиданную кончину главного режиссера?
– У нас прекрасный театр! Вы же, наверное, знаете, раз приехали из Москвы спектакль записывать! Таких больше нет. И Виталия Васильевича очень жалко, правда. Он в следующем сезоне собирался Мольера ставить.
– Он часто болел?
– Нет, что вы, никогда. Он все время проводил в театре, даже когда простужался, все равно приходил. Он говорил, что режиссеры и артисты, как спортсмены, должны работать каждый день. Иначе утратишь форму, а потом в нее вернуться почти невозможно. Он говорил, что знает полно талантливых артистов, которые от незанятости растеряли весь талант, ну, разучились играть.
– Как интересно, – оценил Федор. – Главный режиссер с вами часто разговаривал?
Она улыбнулась.
– Конечно, он не разговаривал со мной как с помощником костюмера! Но я брала у него несколько раз интервью. И он никогда не отказывал!
Роман Земсков не согласился ни разу, хотя она просила. Но она все равно писала про него, и однажды он сказал ей в коридоре: «Спасибо, милая девочка!»
Они вошли в темное закулисье, где пахло пылью и, кажется, краской, и Федор немедленно споткнулся. Она поддержала его под локоть.
– Из-за чего вчера начался скандал?
Василиса вздохнула:
– Даже не знаю. Я прибежала, уже когда… Софочка плакала, а Валерия кричала. Ей показалось, что ее платье кто-то надевал, а мы никогда и никому…
– Она часто такие истерики закатывает?
Василиса промолчала. Она считала невозможным обсуждать «своих» с посторонним!
Они свалили черный креп на составленные на сцене стулья и двинулись в обратный путь.
– Вот здесь провода, осторожней.
– А когда вы прибежали, главный режиссер уже был в коридоре? Или потом пришел?
– Я не помню. Валерия Павловна стала на меня тоже кричать, и я… расстроилась очень. Понимаете, мы с Софочкой отвечаем за костюмы, это наша