Снежинка и ректор дракон. Надежда Сергеевна Сакаева
все же не стала.
Ладно, Эйра, выдохни и подумай.
Восьмерка была пределом магического резерва для людей. И не потому, что прежде не рождались достаточно сильные маги, вовсе нет…
А потому, что у людей не имелось банальной физической возможности выдержать истинную силу стихии. Два последних балла были доступны лишь для рас-хранителей и их потомков в первом поколении, еще сохранявших способность принимать магическую форму, а после волшебство в крови рассеивалось, чтобы через время вернуться вновь. Взять хоть мою мать – несмотря на кровь драконов, силы она не имела и обращаться уже не могла, пусть и была связана с императорским родом.
Магия драконов, эльвов, эльфов, или летунов – это ведь не просто возможность управлять, например, водичкой, или зажигать костер, нет. Это совершенно иная ступень взаимодействия со стихиями на более глубинном уровне.
Магия была их сутью и плотью.
Она не просто плескалась у них внутри (как у людей-чародеев), но еще влияла на их характер и внешность… да они сами отчасти являлись ей. Нельзя отрезать альва от воды, потому что он и есть вода, он неотделим от своей стихии.
И все это касалось не только тех, кто имел максимальный резерв.
Эльф с четверкой, например, мог говорить с деревьями, умел понимать их. Человек с тем же резервом мог вырастить цветок, но не более.
Альвам были доступны такие глубины океана, где простых смертных тут же бы расплющила масса воды. Даже если бы резерв этих самых смертных был бы на уровне восьмерки, а сила альва – лишь единица.
Маги воздуха могли поднять себя, управляя потоками ветра, но настоящие полеты были им недоступны.
Человек с высшим уровнем силы не мог понять суть этой силы так, как понимали ее расы-хранители. И поэтому два последних балла были недоступны для людей – потому что даже владея магией, они оставались людьми.
И тем страннее мне было видеть цифры артефакта. Какая девятка? Такое просто невозможно.
Дверь скрипнула – вернулся Эйдан.
– Эйра, – он поглядел на мое лицо и нахмурился. – Мой отец напугал тебя?
– Я… – замешкавшись, бросила быстрый взгляд на артефакт и поджала губы.
Надо ли говорить об этом Драксису?
Нет, я доверяла своему дракону, но вдруг все это глупости, и прибор просто неисправен?
Не стоит портить такой вечер, его уже итак испортили все, кому не лень…
– Не волнуйся, я не позволю ему обидеть тебя, – по-своему воспринял мое молчание Эйдан. – И ты не обязана помогать ему…
– Пока он не попросил ничего конкретного, и я думаю, что лучше мне не обострять с ним отношения, – улыбнувшись, я подошла ближе, взяв ректора за руки. – В конце концов, я не хочу заставлять тебя выбирать, или метаться между нами.
– Знаешь, мой отец слишком рассудителен для дракона. Он никогда не шел на поводу у эмоций, и в первую очередь всегда думал о благе империи. Наверно, так оно и надо, да только обычно это не заканчивается ничем хорошим для тех, кто попал в поле его зрения, – Драксис покачал головой. – И теперь я очень жалею о том, что втянул тебя в это, потому что твоя сила явно заинтересовала его. Но я, в отличие от отца, слишком дракон, и не всегда могу мыслить рационально, поэтому допустил столько ошибок.
– Рано, или поздно, но он бы все равно обо всем узнал. Папеньке следовало просто уничтожить тот камень еще двадцать три года назад, однако сделанного не воротишь. Так пусть лучше императору рассказала я, чем кто-то еще. Теперь он хотя бы не станет зачислять меня в ряды предателей, – вскинув руку, пальцами я очертила подбородок Эйдана, легко коснулась его губ, разгладила морщинку между бровей.
Да, когда-то я боялась раскрыть императору свою тайну и злилась на Драксиса, но увидев правителя лично, поняла – уж кто-кто, а он бы все равно все узнал.
В общем, сделанного не воротишь, так пусть все идет так, как идет. А выполнить поручения императора, если потребуется, мне несложно.
Драксис не стал отвечать, лишь перехватил мою руку, склонился и поцеловал. Поцелуи нравились мне гораздо больше слов.
Голова тут же закружилась, сердце застучало, по телу разнеслось тепло.
Приподняв, Эйдан усадил меня на стол, не глядя смахнув с него бумаги, что ворохом рассыпались по полу. Тихо звякнув, артефакт определения резерва раскололся надвое, но никто из нас не повернулся в ту сторону – мы были слишком заняты друг другом.
Отбросив мою косу, Эйдан провел губами по шее, спустился ниже, коснувшись впадинки между ключиц, и я прижала его голову крепче, выгнувшись навстречу.
Его дыхание обжигало кожу, горячее, словно пламя. Или это просто я снова загорелась? Неважно.
Руки Эйдана скользили, обрисовывая изгибы моего тела, оставляя после себя толпы мурашек.
Путаясь в платье, я обвила ногами его бедра, стянула с него камзол. Провела ладонями по тугим мышцам, что перекатывались под рубашкой.
Тихо рыкнув, Эйдан снова впился в мои губы, жадно, будто изголодавшийся