Автобиография большевизма: между спасением и падением. Игал Халфин
быв<шего> Ад<мирала> Серпень. Беседы мои с ним убедили меня в том, что предубеждения против меня как бывшего офицера в партии не будет, что всякий честный человек и работник для партии желателен, и сейчас же я стал кандидатом… РКП. До сего времени от исполнения партобязанностей не уклонялся. Хочу и стремлюсь принести пользу трудящемуся классу»[347].
Главной в ритуалах приема в партию была гибкость души, ее открытость свету коммунизма. Никто не упускал из виду неидеальное социальное происхождение Кореневского, но политически он был как чистый лист; показав оформленное политическое сознание, проявив свой потенциал, он должен был стать большевиком на деле. Иначе бы считалось, что его сущность так и осталась половинчатой и неоформленной и, следовательно, подверженной влиянию антибольшевистских сил.
Отношение к таким кандидатам, как Кореневский, было двояким. С одной стороны, интеллигенция имела устоявшуюся репутацию врага рабочих. С другой – меньшинство в интеллигенции, ее истинно сознательная часть доказала свою преданность революционной идее в самые тяжелые времена[348]. На диспуте 1925 года о судьбах интеллигенции в одной из записок затронули вопрос о Марксе, который также был выходцем из этого класса. «Но перешел-то он именно потому, что был Маркс, а не кто иной, – разъяснял один из главных теоретиков большевизма Николай Бухарин. – Маркс был исключением из интеллигенции. Это был исключительно гениальный человек. Исключительная даровитость людей заключается в широте их умственного интеллекта. Фридрих Энгельс был из фабрикантской среды, но он выскочил из нее, потому что он был исключительный человек. В этой идеологической стычке, которая происходит здесь, различный подход к классовому делу»[349]. Луначарский еще до Октябрьской революции указывал, что в определении идейно-политических позиций различных представителей интеллигенции в революции социальное положение не всегда играло решающую роль. «Целый ряд крупнейших и средних писателей и художников, принадлежавших по своему происхождению и образованию к крупной или мелкой буржуазии, энергично порывали с ней, с презрением сторонились ее базарной, продажной, на отрицании человеческого достоинства построенной культуры, порой гибли гордыми одиночками-отщепенцами, порой вырывали своим гением признание всего общества, вопреки его воле, и стоят перед нами, как великие самостоятельные протестанты, порой, наконец, находили дорогу к естественному своему союзнику – пролетариату»[350].
Просвещенная интеллигенция, способная подняться над узкими классовыми интересами, могла вести себя достойно. Это доказывали примеры Маркса, Энгельса и Ленина. Но у обычной интеллигенции были недостатки, с которыми было сложно бороться, – она считалась отчужденной, продажной, слабохарактерной. Большевики приписывали интеллигенции склонность к субъективизму, переводу реалий классовой борьбы в область пустых абстракций. Интеллигенция превращала человека в
347
WKP. 326. 26.
348
349
Судьбы современной интеллигенции. 1925 г. Доклад А. В. Луначарского, выступления. П. Н. Сакулина, Н. И. Бухарина, Ю. В. Ключникова // Судьбы русской интеллигенции. С. 37.
350