Коллекция королевы. Ан Ци
она с тобой вечно болтает – после обеда не дождёшься!
– Ты будешь слушать?
Аппетитная блондинка, вся в ямочках и перевязочках, словно пухлый младенец, звонко хлопнула своего высокого спортивного мужа по отсутствующему животу:
– Вот смотрю я на тебя: лопаешь ты – любо дорого. И свиные отбивные, и спагетти. Пиво пьёшь!
– Умеренно, умеренно!
– А я и не спорю. Но! Полнею-то я!
– Ты не отвлекайся.
– Ну, словом, Мария наша. Она сюда к родным приезжает. Тут у неё дядя, тётя, сестра двоюродная и т. д. Вот она и работает: когда в отеле, а когда в ресторане помогает.
– Постой, так значит эти из «Лючии»?
– Это они и есть. А дочка их – кузина Марии, Анджела, работает в местной больнице в Forlo медсестрой. И вот эта-то дочка однажды вечером после дежурства привезла на своём Смарте странного болгарина домой и оставила его жить в мансарде!
– Так, подожди. Ничего не понимаю.
– Как это ты не понимаешь? Гитара и кот, греческий паспорт, помнишь? Молчит и поёт, поёт и молчит! Наши соседи миланцы читали газету, их мальчик нам тогда статью перевёл. Он ещё с тобой то по-английски, то по-немецки?
– Ах да, – пробормотал Франц Линде. И лёгкая тень напряжения едва заметно прошла по его загорелому лицу.
Линде ездили сюда уже третий год подряд. Это случилось дня через три после их появления. Франц привёз жену на лечение, побыл недолго и уехал в Мюнхен на работу. Теперь он снова вернулся к Рите. А тогда местная пёстрая газетка, где было больше фотографий, чем текста, захлёбываясь, сообщила, что на берегу в лодке со сломанным мотором рыбаки подобрали парня. По-итальянски парень не говорил. Впрочем, парень, это не точно.
Мужчина был по виду лет сорока пяти и, что странно, без вещей совершенно. Но документы оказались при нём – греческий паспорт в полном порядке. Рядом на облезлой гитаре восседал тощий серый в яблоках бархатный кот.
Рыбаки, вызвавшие, само-собой, «скорую» и полицию, рассказали, что «находка» был словно в трансе. На вопросы, в том числе, на греческом, не отвечал, но, святая Мария, вдруг время от времени запевал густым басом, и тогда кот, до сих пор невозмутимый и сонный, начинал выть как на мартовской крыше, а потом вообще вспрыгнул хозяину на плечо!
Новостей в это время на Искии было мало. Бедные газетчики, как голодные чайки радостно накинулись на «приплывца». Они сообщали каждый день что-нибудь о нём, не забывая кота, о лодке, оказавшейся, впрочем, вполне исправным катером, приписанным на Капри, и о двух-трёх найденных всё же при нём мелочах, кроме упомянутой гитары. Но «найдёнец» молчал. С фотографии глядело заросшее светлой бородой лицо, обрамлённое вьющимися пепельными волосами. Тёмно-серые глаза выделялись на обветренной коже. Имя его Andrey Siniza греческим не казалось, но кто знает, кто знает?
Да, осень. В том то и дело. И потому Frankfurter Allgemeine тоже не поленилась. Какие там в не слишком уже солнечной Италии романтические песни? На каком языке? На болгарском? Нет, Анджей – это, верно, поляк. А что, собственно, пишут нам с Крита, откуда паспорт? Что всё-таки было у него с собой? Так, трубка из вишнёвого