Врата Рима. Гибель царей. Конн Иггульден
справляешься, поместье процветает. Многие знакомые сенаторы только жалуются, глядя, как тает их богатство. Я же спокоен и слушаю их сетования с улыбкой. – Юлий встал, и мужчины обменялись рукопожатием, известным каждому легионеру.
Тубрук с удовлетворением отметил, что рука хозяина все еще крепка.
В запасе у старого быка определенно было еще несколько лет.
Гай отскочил от двери и помчался к конюшне – на поиски Марка. Но, не пробежав и полпути, остановился и прислонился к прохладной белой стене. Что, если Марк все еще зол? С другой стороны, новость о поездке в цирк со львами – да еще без цепей! – точно развеет любую печаль. Подхваченный новым приливом энтузиазма и чувствуя, как солнце припекает спину, Гай побежал вниз по склону к хозяйственным постройкам из тика и известковой штукатурки, в которых содержались рабочие лошади и волы. Издалека долетел голос матери – она звала его, – но он не обратил внимания, словно это был крик птицы, ничуть его не тронувший.
Мертвого ворона они нашли неподалеку от того места, где увидели в первый раз, на краю леса. Ворон лежал на мокрых листьях, черный неподвижный комок. Марк увидел птицу первым, и вся его злость, все недовольство мгновенно улетучились.
– Зевс! – прошептал он. – Тубрук говорил, что он больной.
Марк опустился на корточки возле тропы и протянул руку, чтобы погладить сохранившие блеск перья. Гай подсел к нему.
В какой-то момент лес как будто дохнул на них холодом, и Марк поежился.
– Вороны – плохое предзнаменование, не забыл?
– Только не Зевс. Он просто искал место, где умереть.
Повинуясь внезапному порыву, Марк взял ворона в руки. Взял так, как брал живую птицу. Вот только теперь Зевс являл собой печальное зрелище. Он больше не сопротивлялся, даже не трепыхался, и голова его висела безвольно, будто держалась только на коже. Клюв раскрылся, глаза напоминали сморщенные впадинки.
Марк погладил перья большим пальцем.
– Нужно его сжечь, похоронить с почетом, – предложил Гай. – Я сбегаю на кухню за масляной лампой. Сложим погребальный костер, польем маслом. Устроим достойные похороны.
Марк кивнул и осторожно положил Зевса на землю.
– Он был настоящим воином и заслуживает большего, чем просто валяться на земле. Здесь много сушняка. Я останусь и сложу костер.
– Я быстро, – сказал Гай, поднимаясь. – Ты пока придумай какую-нибудь молитву.
Он побежал к дому. Марк остался наедине с птицей, и в какой-то момент им вдруг овладело ощущение торжественности происходящего, как будто он совершал религиозный обряд. Медленно и осторожно он собрал ветки и прутики и выложил их пирамидой, начав с более толстых палочек и завершив сухими листьями. Что-то подсказывало ему, что спешка здесь ни к чему.
Когда Гай вернулся, в лесу было тихо. Он тоже шел медленно, прикрывая ладонью маленькое пламя масляного фитиля, торчащего из старой кухонной лампы. Марк сидел на тропинке, а на аккуратно сложенной пирамидке лежало черное тельце Зевса.
– Я