Отравленные слова. Майте Карранса
этому дню: мой образ жизни не располагает к веселью. Я нашла убежище в повседневных делах: встала, сделала зарядку, приняла душ, позавтракала, почитала учебники, пообедала, немного посмотрела телевизор и принялась с улыбкой ждать гостя. Это было несложно, я привыкла довольствоваться малым.
Неделю назад он спросил, есть ли у меня какой-нибудь каприз, что-то особенное, чего мне очень хочется. Я понимала, что он готов купить мне что угодно: платье, туфли, айпод. Но мне не было нужно то, что можно купить за деньги, так что я попросила его свозить меня на пляж. Это была моя мечта – броситься со скалы в море, уйти под воду, не закрывая глаз, плыть кролем, пока не начну задыхаться, а потом лежать на пенных гребнях и качаться на волнах. Я мечтала почувствовать себя совсем легкой, невесомой, скользить в воде, как рыба, чтобы мое белое тело стало лишь далекой точкой, пятнающей синеву неба.
Он сказал, что, может, когда-нибудь потом, и подарил мне диск с девятым сезоном «Друзей». Должна признать, я обрадовалась.
1. Сальвадор Лосано
Субинспектор Лосано стоит перед дверью семьи Молина и переводит дух. Он в сером пиджаке, который купил на свадьбу сына семь лет назад, и в шелковом галстуке с розоватыми разводами. Ему неловко, в последний момент приходит в голову, что галстук выглядит чересчур веселеньким. От одежды сплошные страдания. Он тянется к звонку и чувствует, что ладони вспотели. Он не любитель ходить по домам, но к Молина зайти нужно, вежливость обязывает.
Если б он не зашел к ним сегодня, всю оставшуюся жизнь жалел бы, что не поставил точку, и еще, чего доброго, не смог бы спокойно спать. Он вытирает руки бумажным платком, обнаруженным в кармане брюк, прерывисто дышит. Преодолеть три этажа ему непросто – то ли из-за веса, то ли из-за возраста, кто его разберет, – но он решился и, как бы ему ни хотелось избежать этого разговора, он все-таки должен побеседовать с супругами Молина. Они не могут узнать от кого-то еще или тем более по телефону, это было бы жестоко. Так что Лосано прочищает горло, как перед допросом, и с силой нажимает на звонок. Он несет ответственность за это дело, говорит он себе, за этот кошмар, который однажды застал их врасплох и до сих пор каждый день отбирает у них желание жить. Они уже почти сдались. Как больные при смерти, даже дни бросили считать. И все же иногда он различает в их взглядах искру надежды, готовую вспыхнуть от чего угодно. Они ждут чуда, ждут, когда обнаружат ее тело.
Дверь не открывают, похоже, никого нет дома. Он снова звонит, на сей раз дольше, звонок звучит резко и долго не умолкает.
«Я не сумел им помочь, – думает он, прислушиваясь, не раздастся ли из квартиры какой-нибудь звук. – Тишина, наверное, никого нет». Он мысленно перечисляет все, что может им оставить: брошенную сумку, папку с незакрытым делом (тело не найдено) и пожелтевшую фотографию улыбающейся девушки, затерявшуюся среди кучи бессмысленных бумаг и протоколов. Никаких следов.
Вдруг кто-то недоверчиво приоткрывает дверь; изнутри она заперта на цепочку. Из негостеприимной темноты коридора доносится голос:
– Кто там?
Это голос Нурии Солис.
Семья Молина живет в районе Энсанче[1], у них скромная квартира в светлых тонах без всяких излишеств. Раньше она была удобной, но теперь выглядит старой, отжившей свое. Штукатурка на стенах облупилась, мебель покрыта слоем пыли, жалюзи в столовой сломались два года назад, и их так никто и не починил.
Кухня холодная, без души. Здесь никогда не пахнет супом или жарким. Иногда ему кажется, что здесь живут мертвецы: уже четыре года, как семья Молина умерла, но искусственно поддерживает в себе жизнь. Их дети молчаливые, тихие, все время норовят ускользнуть. Мальчики-близнецы, долговязые и застенчивые, им сейчас пятнадцать – столько было Барбаре, когда она пропала. Но близнецов словно бы и нет: их не замечают, а сами они понимают друг друга почти без слов и отводят взгляд, когда в дом приходит кто-то посторонний. Они научились не мешать страданиям родителей, детство их было сломано.
Нурия Солис встречает его как всегда: «Вы нашли ее?» Ничего нет чудовищнее, чем «нет», но так она не станет задавать больше вопросов.
– Я пришел попрощаться.
Нурия замирает, словно не поняла его слов. Она не приглашает его зайти – сняла цепочку и застыла в дверях, словно ей дали пощечину.
– Попрощаться? – повторяет она, не в силах поверить.
Сальвадор Лосано входит в квартиру, мягко закрывает за собой дверь, без приглашения заходит в гостиную.
– Ваш муж дома?
Нурии Солис сорок три года, она медсестра. Когда Лосано познакомился с ней, ей было тридцать девять, и она была красавица. Сейчас она почти седая, неопрятно одета и дышит будто через силу.
– Нет, его пока нет, он на работе, – отвечает Нурия.
Ну да, говорит про себя Лосано, конечно, в первой половине дня люди обычно работают – вот как он сам, но для него это последний рабочий день.
– Тогда, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с вами.
Лосано садится и приглашает Нурию сесть, как будто это она
Энсанче – богатый район Барселоны. –