Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов). Игорь Нарский
ючаю телефон на громкую связь и медленно набираю номер, по которому никогда не звонил. После нескольких долгих гудков звучит очень знакомый, несколько отрывистый, но хорошо поставленный бас-баритон:
– Добрый день! К сожалению, в настоящий момент я недоступен. После звукового сигнала оставьте свой номер телефона, я перезвоню. Большое спасибо за ваш звонок. До свидания!
Я кладу трубку, не дожидаясь звукового сигнала, прослушиваю сделанную запись, жду, когда перестанет колотиться сердце, запираю кабинет и спускаюсь на улицу. Отъезжая от университета, я обращаюсь к самому себе:
– Теперь пути назад нет. Теперь я должен это сделать.
Я – Игорь Нарский, инициатор переосмысленного в тот весенний день проекта, захватившего со временем и мою жену Наташу. Я – один из соавторов этой книги. В ней каждый из нас будет говорить от своего имени, от первого лица. Во множественном числе будут излагаться наблюдения, настроения, мысли и действия, основанные на нашем совместном опыте. Кроме того, местоимение «мы» будет фигурировать там, где один из авторов приглашает читателя к совместным усилиям, подразумевая «я и вы, читатель», «мы с вами».
В тот апрельский день я окончательно решился на очередной исследовательский проект, о котором начал размышлять несколько лет назад. Изначально я задумал небольшой текст о блошиных рынках, вернее, об их обитателях и циркулирующих там предметах. Необычными в новом проекте были два момента. Во-первых, он задумывался не столько как научный и исторический, сколько как литературный по стилистике и этнологический по методологии[2]. Во-вторых, он для меня был и остается экзистенциально важным: я не мог от него отказаться, я рассматривал и рассматриваю его как миссию, которую я добровольно принял и которую за меня никто не выполнит. Отсюда такой драматичный, почти детективный зачин. Однако обо всем по порядку.
С некоторых пор я стал заядлым посетителем блошиных рынков тех городов и стран, в которые меня как историка – преподавателя и исследователя – забрасывала судьба. Несколько лет назад выяснилось, что эту страсть со мной самозабвенно разделяет моя жена – соавтор этой книги.
Старые вещи, попавшие на блошиный рынок, как правило, неизвестно откуда, чтобы исчезнуть в тот же день в неизвестном направлении вместе с неудачливым продавцом или удачливым покупателем, являются носителями историй – историй о том времени, когда они были произведены, и о тех людях, которые их произвели, ими владели и пользовались. Но истории эти, если речь не идет об уникальном предмете музейного уровня, снабженном экспертным заключением, как правило, остаются неизвестными за пределом приватного круга семьи и друзей или доверительного сообщества собирателей, а сами вещи сохраняют анонимность. Тем не менее опытные торговцы с удовольствием рассказывают о них истории собственного производства, порой весьма убедительные. Оно и понятно: вещь с историей продается лучше и дороже, поскольку история тоже чего-нибудь да стоит.
Именно опыт блошиного рынка подал мне лежащую на поверхности первоначальную идею: придумать и рассказать истории невыдуманных, реальных вещей. Предметы стали бы поводом для рассказов, в которых исторический контекст соответствовал бы уровню современных научных знаний, а конкретные истории конкретных вещей – уровню опыта, эрудиции и развитости воображения автора. Пока количество предметов с блошиного рынка, достойных описания, было обозримым, воплотить эту идею в текст казалось относительно легко.
Ил. 1. Маннфред Герман Вальтер (1942–2018). Единственный сохранившийся снимок с ним
Несколько лет назад я на целый год оказался в Мюнхене, чтобы работать там над книгой о советской танцевальной самодеятельности[3]. И довольно скоро освоился с местным ландшафтом многочисленных блошиных рынков – и в городе, и в пригородах. Один из них я посещал чаще других и поэтому завел несколько шапочных знакомств с его посетителями.
С одним из местных торговцев я общался теснее. Высокий, крепко сложенный мужчина лет семидесяти, с проницательными светлыми глазами, большим рыхлым носом, несколько отрывистым, иногда словно бы лающим голосом и шапкой русых волос, сразу же привлекал внимание и располагал к себе (см. ил. 1). Он предлагал интересные предметы старины и украшения, о которых готов был подробно и вдохновенно рассказывать, честно указывал на изъяны своих товаров, удивлял умеренными ценами и готовностью идти на щедрые уступки. Все звали его Манни.
Около его прилавка вечно толпились люди. Помимо интересующихся разложенным на продажу, здесь были и те, кто показывал ему только что приобретенное у других торговцев с просьбой об экспертизе: провести датировку, установить страну происхождения того или иного предмета, а также проверить пробы золота и подлинность драгоценных камней ювелирных украшений. Я ни разу не видел, чтобы он кому-нибудь отказал. Скоро и я оказался среди его покупателей и заказчиков экспертизы.
Была и третья группа: те, кто заходил к Манни по-дружески поболтать
Этнологический, или антропологический, подход в данном случае подразумевал концентрацию исследовательского внимания на поведении и восприятии изучаемых персонажей, а также использование метода включенного наблюдения и собственного опыта в качестве главных инструментов исследования.