Море в поэзии Серебряного века. Сборник
олнение, которое передаётся автору, – это взгляд на море классика Фёдора Тютчева:
Как хорошо ты, о море ночное, —
Здесь лучезарно, там сизо-темно…
В лунном сиянии, словно живое,
Ходит, и дышит, и блещет оно…
На бесконечном, на вольном просторе
Блеск и движение, грохот и гром…
Тусклым сияньем облитое море,
Как хорошо ты в безлюдье ночном!
Зыбь ты великая, зыбь ты морская,
Чей это праздник так празднуешь ты?
Волны несутся, гремя и сверкая,
Чуткие звёзды глядят с высоты.
В этом волнении, в этом сиянье,
Весь, как во сне, я потерян стою —
О, как охотно бы в их обаянье
Всю потопил бы я душу свою…
(Предвестник символизма Фёдор Тютчев, «Как хорошо ты, о море ночное»)
Все переживаемые в любви чувства испытывает море и в стихах Афанасия Фета:
Вчера расстались мы с тобой.
Я был растерзан. – Подо мной
Морская бездна бушевала.
Волна кипела за волной
И, с грохотом о берег мой
Разбившись в брызги, убегала.
. . .
А ныне – как моя душа,
Волна светла, – и, чуть дыша,
Легла у ног скалы отвесной;
И, в лунный свет погружена,
В ней и земля отражена,
И задрожал весь хор небесный.
(Предвестник символизма Афанасий Фет, «Вчера расстались мы с тобой»)
Формально Иван Бунин не относится к символистам, он держался вне групп и течений. Но по хронологии он стал первым поэтом из плеяды Серебряного века, и его поэзия максимально близка символистам:
И вновь морская гладь бледна
Под звёздным благостным сияньем,
И полночь тёплая полна
Очарованием, молчаньем —
Как, Господи, благодарить
Тебя за всё, что в мире этом
Ты дал мне видеть и любить
В морскую ночь, под звёздным светом.
(Классик Серебряного века Иван Бунин, «И вновь морская гладь бледна»)
Грустная философская лирика человека, будто прикованного к камням на берегу грубого земного мира и не имеющего возможности воссоединиться со стихией любви, вырывается из печальных строк Зинаиды Гиппиус:
Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу…
Стою над пропастью – над небесами, —
И улететь к лазури не могу.
Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить…
Мне близок Бог – но не могу молиться,
Хочу любви – и не могу любить.
Я к солнцу, к солнцу руки простираю
И вижу полог бледных облаков…
Мне кажется, что истину я знаю —
И только для неё не знаю слов.
(Символист Зинаида Гиппиус, «Бессилье»)
Когда двадцатишестилетний младосимволист Александр Блок в 1906 году слагал упаднические стихи (в том числе о море), кто бы мог подумать, что через десять с небольшим лет (в страшные революционные годы) эти стихи будут выглядеть как кокетство и жеманность избалованного жизнью интеллигента:
В час глухой разлуки с морем,
С тихо ропщущим прибоем,
С отуманенною далью —
Мы одни, с великим горем,
Седины свои закроем
Белым саваном – печалью.
Протекут ещё мгновенья,
Канут в тёмные века.
Будут новые виденья,
Будет старая тоска.
И, в печальный саван кроясь,
Предаваясь тайно горю,
Не увидим мы тогда, —
Как горит твой млечный пояс!
Как летит к родному морю
Серебристая звезда!
(Символист Александр Блок, «В час глухой разлуки с морем»)
Полной противоположностью унылым символистам был дерзкий и смелый офицер, поэт-акмеист Николай Гумилёв, ценивший в поэзии материальность образов и точность слова. Поэтому и море у него – это стихия, которую покоряют храбрые моряки:
На полярных морях и на южных,
По изгибам зелёных зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для