Летунья. Полина Люро
и. В растерянности я потопталась у порога, обдумывая, что же теперь делать. Ясно одно: домой сегодня не попасть ― Марта опять не в духе…
С самого начала это была плохая идея ― снимать квартиру на двоих с человеком, которого толком даже и не знала. А когда узнала, было уже поздно ― хозяйка потребовала деньги за полгода вперёд и уехала за границу, а мне пришлось выживать в уже оплаченном жилье. Вернее, выживали меня, и довольно успешно.
Когда Марте, так звали обидчицу, нужно было привести кого-то к себе, она сначала вежливо просила погулять пару часиков, а потом, видя мою бесхребетность, стала и вовсе выставлять из дома, делая это, как сегодня, по-хамски. О, боже, как же я от всего устала… Целый день на ногах, а теперь после работы даже отдохнуть негде.
Я присела на корточки у двери, прижавшись к ней спиной в обнимку с видавшей лучшие времена старой сумкой, и стала думать, к кому бы из подруг напроситься переночевать. Осень, октябрь, ветер, дождь ― не было сил в очередной раз гулять по улицам.
На лестнице послышались голоса, кто-то возвращался домой, чертыхаясь и ругая так не вовремя сломавшийся лифт. Пришлось встать и, смахнув слезы рукавом пальто, медленно брести вниз. Мне было стыдно в очередной раз выслушивать сочувствующие слова от соседей, и, сделав весёлое лицо, я поздоровалась с бабой Катей, тащившей за собой хнычущего внука.
– Здравствуй, Лёленька, ― бодро откликнулась на приветствие старушка, ― погулять собралась, на ночь-то глядя?
Я не ответила, бегом выскакивая из подъезда. И что некоторым людям неймётся? Так и норовят залезть в чужую жизнь и рассмотреть её под лупой, а лучше ― под микроскопом, чтобы уж наверняка ничего не упустить. Тоска… Вдвойне тоска, потому что дождь на улице усилился, а мой зонтик окончательно сломался. Остановившись под козырьком подъезда, я обречённо смотрела на растущие прямо на глазах лужи.
Кто-то подошёл ко мне, нерешительно кашляя. Растерянно подняв голову, я столкнулась взглядом с невзрачным молодым парнем, чей хриплый голос выдавал в нём заядлого курильщика:
– Скажите, Вы, случайно, не знаете Марту из тринадцатой квартиры?
– Ещё бы, я там живу.
– Так вы Марта? ― то ли удивился, то ли обрадовался человек.
Мне хотелось возразить, что он ошибся, но, увидев его холодные пустые глаза, я испугалась и промолчала. Последнее, что услышала в тот роковой день, было:
– Ничего личного, прости…
Что-то больно кольнуло меня в грудь, и сразу стало трудно дышать. Я пыталась крикнуть:
– Помогите! ― но разом онемевшие губы не слушались. Голова закружилась, и меня стремительно бросило навстречу мокрому асфальту…
Не знаю, сколько я пробыла без сознания, но, открыв глаза, тут же поспешно зажмурилась, чтобы только не видеть собственное тело, лежащее в луже с беспомощно раскинутыми руками. Рядом мокла моя любимая старая сумка…
А когда всё-таки снова решилась на себя взглянуть, двое мужчин в белых халатах уже укладывали мою бездыханную тушку на носилки, перетаскивая её к машине скорой помощи, припаркованной рядом с домом. При этом они сильно ругали дождь и меня, решившую умереть именно в их смену. Довершали картину мелькающие безумным синим светом маячки полицейской машины.
Я не сразу поняла, что смотрю на это безобразие сверху ― конечно, начнёшь тормозить, когда в грудь бьют непонятно чем, а, сообразив, не закричала от ужаса. Как ни странно, но в тот момент мной овладели любопытство и удивительное чувство лёгкости, когда ничегошеньки не болело, даже уставшие за день ноги, а ещё ― я умела летать, и это было потрясающе! Плевать мне было на Марту и на пришедшего с ней расправиться, но так лопухнувшегося недоумка…
Тело погрузили в машину, и мы двинулись, видимо, в больницу: скорая помощь своим ходом, а я следом за ней ― своим, то есть беззаботно и быстро полетела, что-то напевая под нос. Дождь и ветер при этом мне совершенно не мешали.
В больнице я с интересом наблюдала за тем, что проделывали со мной местные доктора, и, скажу честно, это было мало похоже на «героические будни» врачей скорой помощи из известного американского сериала. Наши медики работали как-то вяло, без огонька и, похоже, слегка скучали.
Но всё было не так уж и плохо ― операция прошла успешно, и, в конце концов, меня определили в палату, увешав какими-то трубками. Значит, я была жива, а это главное…
Полетав немного над собой и убедившись, что пока ничего не меняется, выпорхнула в пустой коридор.
– Понятно, это же реанимация, ― сообразила, спустившись на этаж ниже, где оказалось ненамного многолюднее. Мне это не понравилось, и я пошла в загул по больнице, надеясь по пути увидеть что-нибудь стоящее. В приемном отделении, несмотря на позднее время, толпились люди. Они дружно наседали на медсестру в окошке, тряся перед её носом какими-то бумажками, а она довольно успешно от них отбивалась. Знакомая малоинтересная сцена вызвала у меня зевоту, и, развернувшись, я неожиданно услышала скрипучий старческий голос:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст