Жара. Александр Самбрус
и с возрастом это несчастье только усугублялось, что уж тут поделаешь? У нее даже не было полной уверенности в том, что это был южноевропейский город, временами ей казалось, что это вполне мог быть и центральноевропейский, но уж точно не Вена. Потому что Вена, во-первых, достаточно велика и спутать ее с каким-то другим городом было бы сложно. И потом, если бы это была Вена, то она посещала бы оперу, причем регулярно, а в этом городе, где действие разворачивается, оперного театра не было. Какой-то театр был, и даже неказистая балетная труппа при нем наличествовала, а вот ничего, связанного с оперой, точно там не было.
Опять же, временами реминисценции с Веной никак не хотели отступать на второй план и только добавляли жене нотариуса сумбуру в голове еще и потому, что много воды было в этом городе – то ли Дунай широко тут разливался, то ли озеро какое-то было, одним словом, географически она не могла сориентироваться точно. С другой стороны, она вполне здраво рассуждала, когда говорила о том, что не клином на Вене свет сошелся, – разве мало больших и красивых городов на Дунае расположено? Да сколько угодно. И с этим трудно спорить, конечно.
А вот что еще совершенно точно, так это то, что летом в этом городе всегда стояла жуткая жара. Эта жара носила специфический удушливый характер. Дело в том, что с противоположной стороны озера, разделяющего два государства – то, которое на севере, и это южное, – возвышалась высокая горная гряда, так что жарким массам воздуха, поступающим с юга, некуда было деваться – эти массы упирались в горную гряду и плотным облаком нависали над озером и городом. Более того, какое-то время тому назад северяне еще и заделали бетонными перегородками несколько ущелий, что шли от озера к ним через эти горы, ну, а чтобы иметь выход к единственному своему порту на озере, они прорубили туда туннель. Еще и с ним всякие манипуляции проводили: то они его открывали, то закрывали. В газетах писали, что сделано это было не без умысла: северяне якобы пришли к выводу, что какое-то время этот южный город, может, и продержится в этой удушливой атмосфере, но так, чтобы долго… Мировая общественность, естественно, решительно поднялась на защиту, президенты и премьер-министры разных стран такие устрашающие слова произносили в адрес северян, что даже непонятно было, что из всего этого может получиться. Закончилось все, правда, тем, что квалифицировали эти перегородки как Стену (с большой буквы так и писали), разделяющую народы, культуры и все такое прочее. На этом все стало затихать. Правда, одно время южное государство хотело в международные организации обратиться, чтоб те дали правовую оценку. Но во-первых, северяне, как государство гораздо более сильное, имели там достаточно влияния и блокировать могли любое решение, а во-вторых, они придумали неплохое оправдание: они там, у себя, все время живут в состоянии холода зимой и легкой прохлады летом, и их народ особенный – он других климатических условий не выносит, таким образом, власти предприняли эти шаги исключительно для его выживания. А что касается неудобств для народа южного государства, так формально они тут ни при чем – даже и пальцем не пошевелили, чтобы нарушить чей-то там суверенитет. Относительно экологии – вдогонку они заявили – так это вообще выдумки интеллектуалов и отдельных сомнительных общественных организаций. Ну что тут поделаешь? Кто сильный, тот и правый, выхода не было – южное государство «утерло нос», ну а, собственно, горожане стали приспосабливаться: где только можно наустанавливали кондиционеров, как раз к тому времени началось их серийное производство, на каждом перекрестке обустроили питьевые фонтанчики, внедрили часы сиесты. Многое, конечно, еще нужно было сделать, но, в общем-то, можно сказать, что пути спасения были очерчены…
Но пока до летней жары еще было далеко, в городе и окрестностях стояла чудная весенняя пора. Было тепло, временами даже очень, но ничего изнуряющего пока не наблюдалось. Как раз в это прекрасное время в город и прибыл некий Максимилиан Д., молодой человек лет двадцати трех – двадцати пяти, недурственной наружности и с весьма обходительными манерами, чувствовалось, что он из хорошей интеллигентной семьи. Прибыл с той, северной стороны. Там, у себя, он только окончил финансовый институт, прошел короткую стажировку на какой-то тамошней бирже и по туристической путевке выехал на выходные в одну из нейтральных стран якобы для осмотра изумительно красивых мест, а уже оттуда, после осмотра этих мест, перебрался к нам. Они всегда так поступают: им к нам невозможно вырваться напрямую, так что они вначале вынуждены красоты осматривать, ну, а потом уже окольными путями – к нам.
Почему Максимилиан решил оттуда уехать – не совсем понятно, к «политическим» он вовсе не принадлежал, но информация некоторая все же просочилась: несмотря на молодость лет и отсутствие профессионального опыта, он не захотел присоединять свой голос к всеобщей какофонии звуков, которая господствовала в тех краях. И потом, многие из них, этих северян, к нам рвутся потому, что там холодно, пасмурно, люди друг другу не улыбаются, вечно какие-то парады устраиваются, порой устрашающие, а у нас всегда тепло и душевно. Скорее всего, это как раз и было истинной причиной его у нас появления.
У Максимилиана тут все по самой высокой протекции сложилось: в нашей столице у него какой-то троюродный дядюшка проживал, крупный бизнесмен, а