Гой. Пётр Межурицкий

      1.

      О, Боже, Боже, кто еще помнит про «Рика и Морти»? Я не только о них совсем недавно впервые услышал, но и всех двадцати девяти томов историка Владимира Соловьева, труды которого глубоко почитаю, никогда вместе не видал. В давнюю пору в Южно-Пальмирском, тогда еще государственном, а не национальном, как ныне, университете, я одновременно учил три иностранных языка, из которых один древний, но так ни одного и не выучил. Современный иврит я в ужасе одолел года за четыре, сутками напролет работая сторожем на незаконных с точки зрения международного права стройках сионизма в ожидании допуска к экзаменам в гражданско-религиозный педагогический колледж, но Тору по сей день читаю только по-русски. Несколько томов то ли вавилонского, то ли другого изготовления Талмуда я только видел, но ни разу к ним даже не приближался, стоя от них на почтительном расстоянии, естественно, на коленях. Пишу с ошибками на любом языке – вот что значит быть глубинным инородцем.

      Да, я все еще славянин, хотя более тридцати лет живу в Израиле на правах члена семьи еврея, в моем случае – еврейки. А вот папа мой – бывший славянин и похоронен на еврейском кладбище неподалеку от одного из президентов Израиля, его сына и несчастного Владика Ц., растерзанного горячими палестинскими патриотами в качестве солдата незаконного с их точки зрения сионистского образования на Земле Израиля, которую они считают своей.

      Впрочем, о Владике Ц. как-нибудь потом, а пока о моем папе, который принял иудаизм еще в Советской Украине, будучи генералом милиции в отставке. Служба его проходила в украинском городе Южная Пальмира, известном в бывшей Российской империи как ее главный торговый центр в крайне северном Средиземноморье, а заодно и как центр еврейской маргинальной культуры, которая никакой другой и не могла быть после полной и окончательной победы христианства в Европе, что произошло за сотни лет до появления России на политической карте мира.

      Так вот о Южной Пальмире. Прежде всего это мой родной город и город моих славянских предков, поселившихся здесь еще до его основания. Это свято место, правда, совсем уж пусто не было, по той простой причине, что на нем жил и не исключено, что процветал, турецкий город-порт, в завоевании и стирании с лица земли которого самое активное участие в качестве старшего солдата русской императорской армии принял мой прямой предок Авраамий Карась. Да – Авраамий, потому что имя – это ничуть не менее древнееврейское, то есть истинно православное, чем, например, Иоанн.

      События, связанные с завоеванием и стиранием турецкого города с лица земли, известны в русской истории под именем «освобождения исконно славянских земель». Впрочем, не исключено, что и ныне несуществующий город появился в турецкой истории при таких же обстоятельствах.

      Как бы то ни было, новоявленная в Российской империи Южная Пальмира зажила своей жизнью. И быть бы ей очередным заурядным городом русской славы, если бы после изгнания турок не задержали тут русские военные власти шестерых евреев-ремесленников, коренных жителей бывшего турецкого города-порта.

      – Зачем ты это сделал? – через десять лет строго спросила государыня-императрица всероссийская первого генерал-коменданта города.

      – Помилуй, матушка, – с видом величайшего изумления отвечал вельможа, – кто-то же должен был в этой Тмутаракани латать обмундирование, чинить сапоги, ремонтировать военную технику, доставать пропитание и нанимать строительных рабочих. Интенданты твои, сама знаешь, воры да волокитчики, так что, если бы не эти христопродавцы, город бы и до сих пор был бы только на бумаге, а так гляди, уже и корабли заморские принимает.

      – И откатами не обидели, – понимающе перевернула эту страницу истории города государыня и вскорости умерла, а город остался.