Полукровки. Стивен Грэм Джонс
у стены гостиной с руками за спиной, чтобы посмотреть, смогу ли я подсунуть палец под пластиковый серебристый зажим. Это был старинный трюк Малыша Билли, судя по словам Даррена. Малыш Билли был первым вервольфом. Он был, вероятно, даже первым, кто сообразил, что можно откусить собственный большой палец, когда приперло, а затем обратиться в волка за углом, молясь, чтобы преображение на сей раз не стоило тебе пальца.
Это была прописная истина. Я впитывал ее с удовольствием.
Тогда мы были в чужой части Техаса, к северу от Далласа, к западу от Дентона. «Бьюик», который был у нас в Нью-Мехико, не смог увезти нас дальше. Бриджпорт казался иной планетой, особенно в буран. Все длинные ветки, которые деревья отрастили за сорок лет, сломались под весом снега, завалились на сломанные заборы, повалив их еще сильнее. Даллас был больше чем в часе езды, за крутым поворотом, и слишком яркий. Декатур был ближе и напрямую, и бакалейные лавки там были дешевле. Поскольку Либби уволили со свалки автомобилей в трех милях по дороге от нас за то, что она не вкуривала, какой руль подойдет какого года грузовику, то теперь она мыла полы в двухэтажном офисном здании на северной стороне Декатура. Она приезжала на работу и обратно на отремонтированном маленьком грузовичке «Датсун» со свалки. Он был окрашен из пульверизатора в ярко-синий цвет лет десять-пятнадцать назад, и на водительской двери было аккуратно написано «14», а на пассажирской – «41».
Кое-какие загадки никогда не разрешить.
Даррен тогда не работал. Из-за правой руки. Она все еще гноилась после того сюрикена, а прошли уже месяцы, я успел справить день рождения. Смотря телевикторины днем, он постоянно зализывал указательный палец, как большой мясистый нарыв, который только распухал, вместо того чтобы сдуться.
– Так поступают вервольфы, – говорил он, когда я пялился на него.
– Что такое танк? – сказал я ему.
Вопрос в телевикторине был про танки.
– Бум-бум-бум! – прогудел он без намека на улыбку.
Когда я мог читать и читал, Даррен просто слушал ток-шоу по радио. А что делать – нельзя же водить грузовик с открытым бумажным пакетом у себя на бедре.
Или с рукой, которой не переключить передачи, как оказалось. Он пытался другой рукой – правая на руле, другая накрест на рычаге передач, – но кончилось это растяжением, и Даррен просто вышел из машины, держа руку над плечом как мигалку, что могла осветить ему путь домой.
Мы приехали в город за пару недель до того, у нас кончился краденый бензин, датчик температуры «Бьюика» ушел в красный, но вместо того, чтобы засунуть меня в школу, как обычно, на узкий и прямой путь второгодника, Либби позволила мне прогулять январь. Я целился еще и на февраль. После я мог прямым путем направиться в лето.
Я, в общем, любил читать, но что мне было делать с аттестатом? Получить образование – все равно что продать свое наследие, свою кровь. И если бы я начал делать такие подвижки, то это все равно что пытаться никогда не превращаться, оставаться таким навсегда, и все советы Даррена ни к чему.
Позже тем вечером