Иов. Федор Николаевич Глинка
v>Глотая звезды…[1] Чудно все
На пышном небе Аравийском
В краю песков Авситидийском,
В стране оазисов и пальм…
Так семь ночей прошли в пустыне, —
С тех пор как трое из друзей
(И каждый от земли своей)
Пришли об Иове проведать.
И были те друзья – цари
Или властители. – И первый
Елиафаз был Феманин,
Потомок от сынов Исава;
С другой страны пришел другой: —
Валдад, властитель из Савхеи,
Ховарского Амнона сын;
Ко дню назначенному прибыл
И третий из друзей: то был
Софар – и был он царь Минийский.
Страдальца вид их поразил,
Пришли и – друга не узнали!
Вотще знакомых черт искали,
Уставя на него глаза:
Кругом его была зараза
И Бога гневного гроза;
На нем белелася проказа
От головы до самых ног!
Живой мертвец – он изнемог…
Лишь кости, в судоргах, стучали!..
И горько, горько зарыдали
Друзья, узрев всю меру зла…
Но скорбь уста им заперла:
Склонив главы, они молчали,
Не смея друга утешать…
И чем утешить? Что сказать?!
Но, растерзав свои одежды,
Насыпав праху на главы
И взбросив вверх по горсти праха,
Семь дней и семь ночей сидели
При дружном ложе на земле.
ГЛАВА III
Взглянул страдалец на друзей,
Привстал и ветхие одежды
Оправил… Но, себя страшась,
Поник главой на перси. Тяжко
Вздыхал скорбящий, и – он был
Как кедр, надломленный грозою,
Ни мертвым, ни живым. – Но вдруг,
Отдавшись лютой скорби, громко
Осиплым гласом возопил:
«Погибни день, когда из чрева
На гибель вышел я на свет,
И ночь, которая сказала:
«Се, в чреве зачат человек!»
И я записан в книгу жизни!..
Угасни тот злосчастный день
Во тьме глухой и в сени смерти!
Да будет мрачен он, как полночь,
И душен, как полдневный зной! —
И ночь, в которую я зачат,
С тем днем, в который я рожден,
Изглади, Господи! изглади
Из книги тайныя Своей,
Из лет, из круга годового! —
И в той ночи да не взойдут —
Утехи взоров – звезды неба
И миловидная луна!
С рассветом, свежестью богатым,
Заря! ты, в роскоши своей,
Не весели ее ни златом,
Ни пурпуром своих бровей![2]
Да будет ночь сия бесплодна,
Да будет вся она – болезнь!..
Пусть темен, сумрачен, как бездны,
Повиснет свод над ней беззвездный!..
Да ни единая жена,
В часы погибельной той ночи,
Страдальца в чреве не зачнет! —
Не будь у той ночи прохлады!..
Да заклянет тот день, ту ночь,
Кто для заклятий мощь имеет,
Кто, тайным словом, в дебрях змей,
И, по глухим лесам, зверей.
Иль, с брега, лютых крокодилов
Скликать и заклинать умеет,
Кому дана наука та,
Кто, в час свой, древнего кита
Таинственно преодолеет!..
Зачем тот день, зачем – с той ночью
Мне дали свет увидеть сей?
Зачем я не родился мертвым?
Зачем не умер я – родясь?!.
Почто ты на свои колени
Меня, о матерь! приняла?
Почто лелеяла, ласкала
Меня – младенца сберегала
И в детских играх и во сне?
Зачем молилась обо мне?!.
Почто меня питали перси?
Земли небывший населенец,
Зачем я в чреве не погиб,
Как недоношенный младенец?
Меня б закинуть, чтоб пропал
Я в пеленах, еще без смысла!
За то давно б уже я спал
Протяжным сном в глубоком лоне,
На общем сходбище – в земле!
Там все равны – рабы и князи:
Богач бок о бок
Поэтическое выражение Аравийских поэтов: они представляют облака верблюдами, пожирающими звезды… Так, в одной из своих од (в оде на взятие Измаила) и наш Державин говорит: «и рыбы ходят в небесах». Здесь рыбами названы облака.
Выражение подлинника.